Он нашел их в беседке: поднимающегося с пола воина, в котором узнал прославленного Вельха Гленрана с окровавленным кинжалом в руке, и сползающую на мрамор мать, взор которой уже застилал предсмертный туман.
Кровь бросилась ему в лицо; ничего не видя и не слыша, он внутренне кричал — душераздирающе и дико, и не мог остановиться; все его жаждущее убийства тело переполняла дикая, рожденная во внезапно обступившей сознание Тьме сила, нерастраченная и рвущаяся наружу, — и все, что было сейчас Даниэлем Ферэлли, на несколько мгновений сжалось, замерло, всепоглощающим напряжением сдерживая ее.
Воин, услышавший быстрые и замершие в нескольких метрах шаги, повернулся с бледным, страшным лицом сумасшедшего, их взгляды встретились — и Даниэль, содрогнувшись всем телом, бросился вперед.
Он атаковал беззвучно и стремительно, понимая, что нельзя ни позволить убийце встать, ни дать ему время обнажить меч.
Гленран, приходящий в себя, едва успел парировать удар, направленный ему в шею блеснувшим отточенным острием, и с силой выбросить вперед кулак, чтобы свалить убивающего его дворянина на мраморный пол.
Но Даниэль оказался быстрее и, отскочив в сторону, ударил сбоку. Острая боль рванула Гленрана, когда клинок Даниэля вошел в его плечо, но это лишь помогло Вельху прийти в себя.
Рыкнув, он ударил юношу головой в живот, а затем добавил обеими руками.
Тот вскрикнул от боли, удары отбросили его на несколько шагов назад — и это позволило Гленрану встать.
Телохранитель не пытался выхватить меч, потому что понимал, как это опасно: он видел чистую, нерастраченную страсть самоубийцы, которая сжигала сейчас этого рывком поднимающегося мальчишку, и успел понять, что действовать надо без привычного телу орудия смерти.
— Стой! — хрипло крикнул он, выбрасывая руку в останавливающем жесте. Но Даниэль и без того не спешил нападать. Он был слишком осмотрителен и умен, хотя и юн, и ненависть в нем уже укладывалась, сменяясь холодной, расчетливой и мрачной пустотой.
Не отвечая, он пошел кругом, быстрыми, малозаметными шагами постепенно сближаясь с замершим Гленраном.
— Это не я убил твою мать! — крикнул Гленран и добавил: — Если мы поторопимся и позовем жрецов, ее еще можно будет спасти!..
Глаза Даниэля блеснули едва сдерживаемым бешенством. Он сжал губы так, что они превратились в одну белую линию, и продолжал, пригнувшись, медленно приближаться к Вельху.
Тот нахмурился, пытаясь понять, и со стремительной неотвратимостью получил ответ: мать Даниэля Ферэлли была больна смертельной, неизлечимой Кайрой, Проклятием Юга. И любая попытка магического вмешательства в ее болезнь привела бы к мучительной смерти.
