Слева от Талера светлели степи — извечная земля кочевых племен; справа от Даргира тянулась зелено-серо-коричневая глухомань — Дикие Земли, прибежище скитальцев и беглецов, преступников и предателей — сброда, бегущего от правосудия.
«Вполне возможно, — подумал Гленран, — именно там я в конце концов и окажусь…»
И наконец, севернее раскинувшегося, протянувшегося по дальнему берегу Иленн Гаральда темнел далекий и мощный, кажущийся бесконечным массив Великих Северных Лесов, южной выступающей частью которого был обступивший берега Озера Хэльрэ; казалось, вплотную подступивший к Та-гарди, из-за леденеющих перевалов которых два с половиной столетия назад на земли человечества низринулись черные отряды оркской Орды, этот спящий зеленый гигант до сих пор хранит молчание, спокойствие и тишину десятков, сотен веков.
И даже самое значимое, самое великое мира смертных здесь, в тени Гор и в мрачной зелени Леса, кажется мелочным и проходящим…
— Так красиво!.. — нежданные, идущие от самого сердца, слова эти вырвались у Вельха против воли, вернее, помимо ее. Глубоко вздохнув, он переменил позу, разминая затекшие пальцы рук.
— Да, — серьезно ответил седовласый друид, повернувшись к нему, — отданный смертным мир на самом деле огромен, полон свободы и прекрасен. — Он помолчал и негромко добавил: — Но существуют силы, способные уничтожить эту свободу и красоту.
Вельх вздрогнул, осознав спокойствие, с которым старик сказал эту вызывающую дрожь фразу.
Он снова обратил взгляд к карте, рассматривая желтеющие полосы далеких побережий, зелень лесов и рубиновое сверкание текущих вечных рек: мир лежал перед ним — величественный и внушающий растерянность, огромный и красивый до того, что захватывало дух… Но, следуя до странного спокойным словам старика, он мог быть нарушен, переделан, либо как-то по-другому уничтожен.
— Что… вы имеете в виду? — с трудом спросил воин, которому в сказанном послышался отзвук покоробившей и даже испугавшей его истины.
Почему-то ему вспомнились россказни солдат отряда границ о друидах — этих юношах, женщинах и стариках в сером или зеленом, навязчиво кричащих о человеческих обязанностях и правах, о величии Природы, о собственничестве и самомнении смертных и о том, что когда-нибудь придет час расплаты; мысль и вызванный ею образ были настолько сильны, что раздражение и глухая тоска внезапно сдавили сердце.
— Я имею в виду Зло, — ответил старик. В голосе его прозвучала сухость шелестящею мертвого листка.
