Кружась с ним по залу, замечаю в зеркале очаровательную женщину на каблуках в юбке до колена. Внезапно осеняет: ведь это я! Вряд ли я раньше носила обувь на каблуке, а теперь приобрела в танцевальном магазине Ballet Bar специальные туфельки: закрытый носок, замшевая подошва и тонкий, дважды обвивающий щиколотку ремешок. Правда, передвигаться в них непросто, но они дарят ощущение взрослости и женственности.
Несмотря на сомнения в том, что мне удастся достичь акробатического мастерства, сегодня я сияю. Возможность обнимать партнера и двигаться вместе с ним в такт музыке (ну, более-менее в такт) приводит меня в восторг. Хотя, сказать по правде, мужчин где-то человек шесть, и все новички, кроме, конечно, самого Дэна, ступающего так плавно, будто пол смазали сливочным маслом. Ничего страшного, если мужчина — лысый потный коротышка. Главное, что здесь, в душном зале, за запотевшими окнами которого сияют огни города, все мы вместе.
По пути домой смотрю из окна машины: Окленд с его пустыми дорогами и бесчисленными домами выглядит красивым, но мертвым, как на открытке. Только мои стертые танцевальные туфли, лежащие на пассажирском сиденье, свидетельствуют о настоящей жизни.
На следующей неделе эти же туфельки ведут меня к конкуренту Дэна Грина — в модную школу, основанную бывшим чемпионом по фигурному катанию Тимом Шарпом. Преподает он один, без партнерши. Меня завораживают его отточенные движения и атмосфера лаборатории в студии. Словно скальпелем, он отсекает все лишнее своим взглядом. Ленивые в его школе не задерживаются. Меняя партнеров, потея и уставая на каждом занятии, ученики снова и снова отрабатывают определенный набор шагов, до тех пор, пока не начинает казаться, что в мире танцев есть один способ «выжить» — насильственно вытесняя ноги партнера, другими словами — Сакада!
Сакаду исполняют только мужчины, по крайней мере в студии Тима Шарпа. Вы (партнер) разворачиваетесь и быстро ставите ногу туда, откуда она собирается ее убрать; складывается впечатление, что вы слегка пинаете свою женщину по голени или щиколотке, чтобы вытеснить ее ногу. Что до меня, то, отрабатывая шаг с потным неуклюжим партнером, пинок я ощущаю вполне реально. Но считаю все это неотъемлемой частью танго — боль, насилие, сопротивление, противоборство мужчины и женщины, которая остается невозмутимой несмотря ни на что.
Невозмутимое лицо, к слову, было отличительной чертой раннего танго. Посмотрите на снимки тех лет — в Европе до Первой мировой войны люди танцевали с бесстрастным и холодным выражением лица. Позднее лица ожили, но в поп-культуре прижилось пародийное клише танца с окаменелыми физиономиями. Вот почему в фильме «Последнее танго в Париже» танцующие пары похожи на манекены, а в «Индокитае» Катрин Денев с застывшим рыбьим взглядом кружится с молоденькой партнершей. И даже сейчас, в XXI веке, танго до сих пор исполняют с каменной печатью на челе.
