Да, и ещё император Николай Павлович спешно запретил публикацию в «Русском инвалиде» большого некролога Политковского.
Действительный тайный советник и камергер неожиданно, и без каких-либо официальных объяснений, перешёл в разряд государственных преступников.
Можно было только догадываться, почему покойного в спешке вытащили из камергерского мундира и отменили вдруг отпевание в Никольском соборе.
И предположения пошли буквально волнами, а точнее, косяком, однако столичные власти их никоим образом не комментировали и не регулировали; правда, не пытались как будто и заглушить.
Но в любом случае едва ли не всем в столице российской империи было очевидно, что невзгоды, обрушившиеся вдруг на покойного, явно связаны с канцелярией комитета о раненых и с тем загадочным, что там произошло.
Именно к служебной деятельности Александра Гавриловича Политковского прямо уходило то обстоятельство, что спешно прибыл санкт-петербургский обер-полицмейстер Гаалахов с подручными своими и выбросил покойного из парадного камергерского мундира. А ордена выдернули из подушечек, побросали небрежно в мешок, и увезли. Мешок сей также был Галаховым вручён императору.
То была настоящая полицейская операция, произведённая поспешно и даже стремительно, по высочайшему волеизъявлению.
Что же, собственно, случилось?
Я провёл некоторые разыскания, и, кажется, могу теперь с определённою долей точности ответить на сей весьма каверзный вопрос.
Глава одинадцатая. Кое-что о том, что произошло в два утра — 3-го и 4-го февраля
Утром 3-го февраля к генерал-адъютанту Павлу Николаевичу Ушакову вдруг явились без вызова, что явилось полнейшею неожиданностию, всяким нарушением субординации, заведующий счётным отделением канцелярии комитета о раненых коллежский асессор Тараканов и казначей надворный советник Рыбкин.
Генерал-адъютант Ушаков поначалу решил было, что явившиеся к нему чиновники из канцелярии комитета собираются, как видно, внести кой-какие срочные дополнения и уточнения в редакцию некролога, который должен был появиться в «Русском инвалиде» в день похорон. Однако Ушаков ошибся, и весьма сильно.
Тараканов и Рыбкин пришли сделать наиважнейшее заявление. Они прямо с места в карьер сообщили, что в инвалидном фонде комитета есть в наличии крупная недостача денег.
«Каким же это образом, смею вас спросить?» — крикнул, прорычал даже, Ушаков.
Слова Тараканова и Рыбкина его изумили, потрясли и вообще совершено сбили с панталыку. Отныне он находился в перманентном состоянии гнева, ужаса и растерянности.
