Было се чувство огромное, объявшее всю Ярославну купно с чудесными её небесными глазками (особенно полюбился ему левый — казалось, тот непрестанно косится в его сторону), четырьмя коровами приданого, пуховой периной, тремя вышитыми подушками, которые Шимек видал в кладовой, и с четырнадцатью моргами землицы, которые однажды должны были перейти Ярославне в наследство. Отца избранницы, Бетку-мельника, объял Шимек любовью своею чуть более неуверенно, не без причины опасаясь, что глубокое чувство сие может остаться безответным.
Именно поэтому крался он теперь, согбенный, третьей дорожкой к избушке Бабуси Ягодки, кою местные частенько кликали старой паршивой ведьмой. Однако же нынче Шимек усилено старался об этом её прозвище забыть. Надеясь также, что Бабуся будет пребывать в приязненном к людям, добродушном настроении, он даже хлюпнул носом. А ежели и не будет, подумал, то всё-дно сумеет сбежать. Счастье ещё, что к весне Бабусю крепко скрутила подагра.
Избушка Бабуси, гинекологической знаменитости двух поветов, с виду чрезвычайно подходила профессии владелицы: была запущенной, грязной и воняла козьим дерьмом. Однако же слава хозяйки расходилась куда дальше вони животинки. Селяне шептались, что Бабуся не только тишком верховодит бывалыми лиходеями с Перевала Сдохшей Коровы, но порой случается и такое, что посылают за ней дворню и самого пана володаря. И что оно такое в свете сделалось, плевались селяне, глядя на то, как в самый полдень Бабуся Ягодка гордо вышагивает сельской площадью. Было ж время, когда ведьмы знали свое место, только ночкой и решались в мир выходить, да и тогда — покорно стоя под воротами, подле виселицы. А теперь?
Криво поглядывали и на милуемого Бабусей козла, поскольку всякому известно, что у ведьм в обычае держать в хозяйстве разнообразных тварей, и, как знать, что там под козлиной шкурой кроется? Селяне не раз на него наседали, но скотинка была сообразительной и скоренько давала дёру. Но никто за ним не гнался, поскольку боялись: Бабуся Ягодка была на удивление быстра разумом и, пожалуй, не слишком-то любила обитателей Вильжинской Долины. Разговоры об её каверзах особенно оживали в недород, а поскольку последние годы были сухими, да ещё и овечий мор лютовал, пан володарь беспокоился всё сильнее.
Правду сказать, подумывал он даже, как бы ту Бабусю Ягодку по-тихому огнём уморить. А поскольку был осторожен, то сперва поговорил с местным настоятелем, который, однако же, его замыслам решительно воспротивился, понимая: так уж повелось испокон веков, что во всякой околице была, есть и должна быть своя ведьма. Кроме того, Бабуся Ягодка скручивала необычайно действенные затычки от геморроя, а недуг этот издавна одолевал почтенного пастыря. Одна мысль, что поразительный секрет сего ремедиума может сгореть вместе с бабкой, наполняла настоятеля смертельным ужасом.
