Потребность в дополнительной стимуляции невысокого уровня сексуальности приводила к тому, что у Распутина, помимо эротических игр и разглядывания женщин, своеобразными суррогатами полового удовлетворения выступали самозабвенный танец (речь о котором шла выше), а также комплекс садомазохистических переживаний с обязательным эротическим компонентом.
Так, при омовении своих ног Григорий Ефимович любил, в частности, заставить окружающих его женщин раздеть себя и самим раздеться догола, дабы «их смирить… унизить»145. После одного из совместных со своими ученицами посещений бани Распутин так объяснил свои действия: «Гордыню принижал. Великий грех гордыня. Пусть не думают, что они лучше других»146; «Вот они придут ко мне в Покровское в золоте, в брильянтах, в шелковых платьях с долгими хвостами, гордыя, заносчивыя, а я, вот, штобы смирить их, и поведу их голых в баню. А оттуда-то они выходят совсем иными»147; «…может ли быть больше унижения для женщины, когда она, будучи сама обнаженной до полной наготы, моет ноги голому мужчине»148.
Гордыню Вырубовой Распутин усмирял тем, что привозил к ней в гости проституток, кухарок и посудомоек, заставляя хозяйку прислуживать. По праздникам он любил особо тщательно смазывать свои сапоги дегтем, чтобы приходящие с поздравлениями «валяющиеся у его ног элегантные дамы побольше бы испачкали свои шелковые платья»; «…дамы целовали его испачканные едой руки и не гнушались его черных ногтей. Не употребляя столовых приборов, он за столом руками распределял среди своих поклонниц куски пищи, и те старались уверить его, что они это считают каким-то блаженством»149.
«Распутин, сидя за столом, случайно обмазал свой палец вареньем и тотчас же поднес его к губам сидевшей возле него знатной дамы со словами:
– Графинюшка, унизься, слижь… слижь!.. – после чего эта жалкая графинюшка, сидевшая за чайным столом, при всех стала тщательно обсасывать его грязный палец»150.
Когда же для повышения сексуального тонуса Распутину требовался более сильный садистический допинг, в ход шло легкое рукоприкладство. Например, в Казани он как-то раз, пьяный, вышел из публичного дома, бичуя поясом бежавшую перед ним голую девицу и прогнал ее по всей Дегтярной улице151. В изложении Илиодора этот эпизод – со ссылкой на волынского епископа Антония – предстает как рассказ о том, что Григорий «в Казани на бабе ездил»152.
В то же время он мог подвергать истязаниям и себя самого: в жаркие дни вдруг налагал на себя пост, «не пил квасу», «хлеба кушал малость, а оводов и комаров от себя не отгонял»153.
