Good night, Джези | страница 22



Кастинг-директор. Ты что несешь, блядь?

Режиссер. Дай ей закончить.

Ирина. Ну и потом мне снились разные мужчины: маленькие, большие, толстые, тощие, молодые, старые, евреи, американцы, черные, баптисты, католики и православные, чистые и грязные, образованные или нет, с запросами или без. А под потолком, как пропеллер в самолете, режет воздух здоровенный вентилятор, так высоко, что даже с кровати, чтоб он тебе голову отрезал, не допрыгнешь. Пока наконец не попался старичок, похожий на человека, — тоже пришел отяготить свою совесть, но сжалился, назвал доченькой, и вот я вижу в сонном воображении, как он семенит на почту с моим письмом в Москву с мольбой о спасении.

Кастинг-директор. Это еще что?

Ирина. Тебе не нравится? Мне тоже.

Кастинг-директор. Ты перепутала, не туда пришла.

Ирина. Не Машин, говорите, сон?

Кастинг-директор. Конечно, нет. Налакалась… вали отсюда.

Ирина. Это мой личный сон, настоящий. Да, выпила я, но самую малость… на нервной почве… обычно я много не пью.

Кастинг-директор (режиссеру). Извини.

Режиссер. А я пью много… Ну и что было дальше? Пусть говорит.

Ирина. Я понимаю, это скучно, такую историю может рассказать каждая вторая русская девушка в Америке. Но публика любит больше всего то, что банально, — Чехов так написал. А выпила я, приятель, самую малость, ах да, это я уже говорила.

Кастинг-директор. Спасибо, можешь идти.

Режиссер. Заткнись, а ты продолжай. (Кастинг-директору.) Чехова ты тоже не любишь?

Ирина. Продолжать? Может, лучше подам назад?

Режиссер. Где ты так выучила английский?

Ирина. В школе, в борделе и в Колумбийском университете. Я знаю, у меня русский акцент.

Режиссер. А я бы не догадался.

Ирина. Но она ведь должна быть русская, верно? Короче, возвращаюсь к началу. Я улетаю из Москвы: решила год поработать в Нью-Йорке официанткой, скопить на квартиру и двоих запланированных детей, но первым делом заплатить долги Захара, он должник российской армии, потому что, когда в Чечне по собственной вине попал в плен, за ним числился автомат Калашникова с двумя магазинами, сумка с гранатами, противогаз, новое обмундирование плюс сапоги и саперная лопатка. Все чистое вранье. Я с тяжелым сердцем бросаю театральное училище. В качестве задатка получаю билет, в аэропорту JFK[16] меня встречают двое. Еду с ними в лимузине, окна затемненные. Один рулит, другой льет мне в рот водку, шипит в ухо, раздвигает ноги. Я лягаюсь, кусаюсь, кричу, он приставляет лезвие и входит, а у меня уже совсем нет сил, кошмар, в общем. Через окно вижу машины, набитые людьми, а что толку? Тот, что за рулем, пересаживается, меняется с тем, кто стал вторым в моей жизни мужчиной, и делает со мной то же самое, не переставая лить водку и затыкая мне нос, ну и какой у меня выход… вернуться еще дальше назад?