— Нравится, благородный господин? — поймав мой взгляд, старикашка споро убрал обратно в мешочек. — Коли нравится, давайте цену ему сложим, что ли. Вещь дорогая, кабы не нужда, так и не продавал бы…
Он врал так же привычно, как чесался. Без особого смысла и не потому, что зудит. Механически.
— Вы, почтеннейший, товар-то не прячьте, — сухо сказал я. — Так не принято — мельком камни оценивать. Погляжу — а там и о цене поговорим. Ну?
Камень явился на свет повторно; еще прежде, чем коснуться его пальцами, я поймал облачко чужой силы, средоточием которой была собачья (волчья?) морда.
Это был третий такой камень. Или четвертый, если считать и тот, что висит на поясе дамы в черном; надо полагать, к камушку прилагалась очередная история.
— Возьму, пожалуй, — сказал я задумчиво. — Только, господин хороший, вы уж расскажите мне, откуда у вас эдакая милая безделка. За рассказ доплачу. Идет?
Старикашка смотрел на меня в упор — насмешливо и холодно. Белые, как пена, удивленные брови поднялись так высоко, что, казалось, еще чуть-чуть — и они соскользнут на затылок.
— Вам, господам все сказки подавай. До седых волос, бывает, доживет барин — а хлебом не корми, дай баек послушать, будто дитю сопливому… Только вы, благородный господин, камушек покупать собирались, а языком я сроду не торговал и не собираюсь. Берете — или как?
Я полез в карман и выложил на покрытый жиром стол пригоршню крупных серебряных монет.
Старикашка посмотрел на серебро, потом на меня; белые брови помедлили и вернулись на место, зато уголки безгубого рта жестко, иронично приподнялись:
— Это ваша цена за камень?
— Это моя цена за рассказ, — сказал я в тон ему, холодно. — Камень не стоит и половины этих денег… Вы правы, почтенный, на скупщика я не похож и ремеслом таким сроду не баловался. А сказки ваши, как вы изволили выразиться, я готов оплатить — при условии, что хотя бы половина рассказанного окажется правдой… Итак, откуда у вас эта… штучка?
Некоторое время старикашка смотрел мне в зрачки. На третьей минуте этого взгляда я счел возможным добавить денег в поблескивающую на столе горку.
— Атропка! — прозвал старикашка, почти не повышая голоса. За его спиной, в дверях, сейчас же возник плечистый детина — на полголовы выше меня и вдвое шире.
— Атропка, — старик прищурился. — Тут господинчик изволит шутки шутить со старым Прорвой, так ты, будь любезен…
Я не поверил своим ушам. Старикашка, заботливо подбирающий кем-то оброненную веревочку — и отказывается от полновесной горки серебра?!
