Дар прикусил губу. Он не знал, где живет Дарья. Потом пришла трезвая мысль: не все ли равно, где она живет? Отыскать ее на Земле двадцать четвертого века будет несложно, поскольку она интрасенс.
— Ты переносил меня в терминал Брянска… помнишь?
— Координаты точки перехода хранятся в моей памяти.
— Я хочу попасть в Брянск две тысячи триста сорок второго года.
— Условия принял.
Прозрачно-туманные стенки «колодца» и стена леса за ними исчезли. Дар почувствовал стремительное падение в бездну, свет в глазах померк…
Затем сознание восстановилось.
Сердце работало неровно, толчками. Во рту появился железистый привкус. Желудок сводила судорога, как после внезапно наступившей невесомости. В глазах роились зыбкие эфемерные световые конструкции, сложились в стены и углы кабины метро. Дар перевел дух, усилием воли погасил негативные ощущения. Нашел на полу кабины мерцающую сферу, спрятал в клапан-карман на поясе уника. Интересно, удался эксперимент или нет?
Дверь кабины растаяла.
— Оператор? — позвал Дар.
— Слушаю вас, — отозвался красивый женский голос.
— Где я?
— Второй терминал метро Брянска, площадь Героев.
— Какой сейчас год?
— Две тысячи триста сорок второй, седьмое сентября, — невозмутимо ответил инк метро, не удивляясь вопросам.
— Спасибо.
Дар глубоко вздохнул и вышел в вестибюль станции метро, существовавшей за три с слишним тысячи лет до его рождения.
Их провожали трое: засыпающий на ходу Джума Хан, элегантный Игнат Ромашин и небритый Герхард Маттер, относившийся к своему виду с философским спокойствием старого интеллигента.
Джума Хан то и дело зевал, извиняясь, Ромашин о чем-то думал, рассеянно поглядывая по сторонам, ксенопсихолог Маттер по обыкновению грыз ногти и вещал о тех трудностях, которые могут встретиться на пути хронопутешественников, пересыпая свою речь мудреными словечками. Его почти не слушали, занятые более практическими делами.
Железовский настоял на том, чтобы переход в Сеть орилоунского метро состоялся из его кабинета, и все заинтересованные лица собрались у главного математика статуправления.
Маттер заметил, что его слушают больше из вежливости, развел руками:
— Прошу прощения, сэры и мадемуазели, я почему-то нервничаю. Почему-то кажется, что ответы на многие наши вопросы мы отыщем именно в будущем. Говорят, хорошо там, где нас нет. Может быть, вы отыщете этот золотой век?
— Хорошо не просто там, где нас нет, — проворчал Железовский, похожий в унике на ожившую металлическую статую Геракла, — а где нас никогда не было и не будет. Дашка, ты как?
