Между прочим, в первые недели мы, сорокинцы, вынуждены были отстаивать здесь свою, с позволения сказать, индивидуальность. Дело в том, что Фельдфебелю вздумалось нас побрить. А это уж – извините. Устав, конечно, уставом, но все в нашей Добровольческой армии знали, что сорокинцы изволят щеголять с бородами. Точнее, с короткими такими бородками. В конце концов, никто не заставляет дроздовцев снять эти дурацкие пенсне, хотя зрение у большинства из них отменное. И все потому, что полковник Дроздовский был слегка близорук. Ну и пусть носят. И наши бороды оставьте в покое. После долгих пререканий Фельдфебель так и сделал, и теперь сорокинца узнаешь сразу. Правда, штабс-капитан Дьяков бороду все-таки сбрил. Ну, ему виднее, тем более, что борода ему не очень шла. Вот подполковнику Сорокину с его бородкой было неплохо. Нам, во всяком случае, нравилось.
В Мелитополе мы сразу же разделились. Штабс-капитан Дьяков, теперь уже на правах командира отряда, отправился искать начальство, а заодно, что для нас было куда важнее, какую-нибудь крышу над головой. Мы же с поручиком Успенским и несколькими нижними чинами поспешили на станцию, где, по слухам, должен был стоять санитарный поезд. Надо было спешить – нашим тяжелораненым, а их оставалось теперь только двое, было совсем скверно, и подполковник Сорокин все никак не приходил в себя, хотя в дороге мы пустили весь наш оставшийся спирт ему на компрессы. Санитарный поезд действительно оказался на станции, но пришлось долго ругаться и доказывать невесть что, прежде чем эта тыловая сволочь согласилась принять наших раненых.
Подполковник Сорокин так и не пришел в себя. Нас уже порадовали диагнозом: крупозное воспаление легких. Его уложили на носилки, и он лежал, длинный, худой, и темная отросшая борода торчала вверх, а мы все стояли рядом, надеясь, что он откроет глаза. В конце концов санитары самым невежливым образом отодвинули нас с поручиком Успенским в сторону и втащили носилки в вагон. Поезд должен был скоро отправляться, и мы смогли лишь узнать, что раненых, вероятнее всего, отвезут в Карасубазар или в Симферополь.
В самом Мелитополе творилось что-то несусветное, впрочем, вполне знакомое; похоже, город никто не собирался защищать, толпа штурмовала вокзал, а редкие колонны наиболее напуганных или, наиболее смелых шли пешком из города, навстречу морозу и махновцам. Прошел слух, что комиссары уже в Бердянске, впрочем, толком никто ничего не знал. Штабс-капитан Дьяков, пробегав полдня, выяснил, что никого из старших командиров в городе нет, но скоро сюда должен прибыть генерал Андгуладзе, начдив 13, и мы отходим в его распоряжение. Мне, честно говоря, было все равно – генерала Андгуладзе я не знал, и с кем защищать Мелитополь или драпать из того Мелитополя мне, как и, думаю, всем в отряде, было безразлично. Некоторый интерес представляло другое обстоятельство: собиралось ли командование вообще оборонять Крым? Этого штабс-капитану Дьякову, само собой, никто не сообщил, и мы с ним, докуривая его пачку «Сальве», обсудили несколько возможностей.
