, не раз говорили, что одинокому кораблю, как и одному человеку, чрезвычайно трудно добраться даже до ближайшей звезды; слив же корабли воедино в один ячеистый диск и объединив волю людей, можно достигнуть даже самых отдаленных уголков Вселенной…
Исполинские соты начали вибрировать, размываться; желтый вихрь опоясал их, с непереносимым свистом буравя пространство. Сэниа почувствовала, что нежная головка ее крэга отделилась от волос и запрокинулась назад, терзаемая пронзительным звуком, и на несколько секунд девушка потеряла способность видеть; когда же вой оборвался и прохладный невесомый капюшон снова лег на ее голову, возвращая ясность взгляда, медовый вихрь беззвучно крутился над пустыми плитами, словно па месте догоревшего костра.
Что‑то голубело под ногами в лучах последней луны; мона Сэниа нагнулась — это была магическая карта, последняя в игре, зловещий Костлявый Кентавр, начертанный темно–лиловой тушью, предрекающей смерть.
Чужое солнце было тусклым и раздражающе агрессивным: ни с того ни с сего оно взрывалось сатанинскими протуберанцами, и тогда голубые яростные пятна, вращаясь и стекая к полюсам, источали смертоносные потоки лучей, от которых с трудом защищали уже не стены единого ячеистого корабля, а мощная психотронная броня, которую порой приходилось держать по нескольку часов подряд, ни на миг не ослабляя напряжения воли. И если бы не железная выдержка командора, еще неизвестно, кто из юнцов вернулся бы из этого похода целым и невредимым.
В этом походе никто из них не слышал ни слова одобрения от своего предводителя — только приказы, да и те чаще всего отдавались жестом. Одинокий эрл и всегда был немногословен, а после первой же битвы, из которой никто не чаял вырваться живым, они привыкли повиноваться кивку или движению руки так же молниеносно, как и слову.
Тяжелее всего приходилось Гаррэлю, юноше с пестрым крэгом. Он с самого начала рвался вперед, чтобы доказать свое право на равенство с остальными. Пестрый крэг — это пестрый крэг, никто не спросит, отчего так и по чьей вине погиб крылатый поводырь, дороже которого ничего нет у человека. Все знают, что ничьей вины тут нет — только беда: по собственной воле ни у одного из жителя Джаспера не поднимется рука на крэга, ни на своего, ни на чужого. И страшно это — даже на несколько дней остаться слепым. Но, видно, крэги как‑то общаются между собой — как правило, не проходит и ночи, а к несчастному уже прилетает чей‑то чужой крылатый посланец, чтобы оставить драгоценное яйцо. Вскоре из него вылупится птенец–подкидыш, который обязательно будет крапчат, как пестрый боб. И люди, не в силах побороть в себе многовековые предрассудки, всегда будут относиться к хозяину этого подкидыша как к парии — с молчаливым сожалением и не очень скрываемой брезгливостью.
