Анна Австрийская любила комфорт и роскошь.
Казалось бы — кто их не любит? Но у этой королевы вкусы отличались особенной изысканностью.
Самой большой ее страстью — после тонкого белья — были благовония: Анна их коллекционировала, и парфюмеры старались превзойти друг друга, дабы снискать милость королевы Франции, а купцы и побывавшие в дальних странах дворяне считали обязательным привезти королеве какую-нибудь благоуханную диковинку: ароматические курения, сандаловые фигурки или шарики из овечьей шерсти, пропитанные душистыми маслами, — их арабские женщины носят в драгоценных флакончиках-ароматницах на груди, они сохраняют свои свойства по многу лет.
Еще Анна обожала душистые цветы, и для нее одной было разбито несколько оранжерей — она желала каждое утро видеть свежий букет в своем будуаре!
Единственно — она не выносила запах розы. Настолько, что, даже видя розу на картине, теряла сознание от одной мысли о ее запахе. В современной психиатрии это явление называется «идиосинкразией» и считается болезнью. Впрочем, даже болезнь у Анны Австрийской — причиной которой наверняка были несколько столетий родственных браков между Габсбургами! — изысканная: идиосинкразия к розам — что может быть романтичнее…
Два с половиной столетия спустя сын писателя, обессмертившего Анну Австрийскую, — Александр Дюма-сын — обессмертит ее болезнь: в «Даме с камелиями» прекрасная Маргарита Готье не выносит запаха роз.
В августе 1612 года, сразу после того, как Анне исполнилось одиннадцать лет, ее отец подписал брачный контракт с Марией Медичи, французской королевой-регентшей: прелестная маленькая принцесса была предназначена в жены своему ровеснику — французскому королю Людовику XIII.
Свадьба состоялась три года спустя.
Анна была девочкой веселой и беспечной — поездка во Францию представлялась ей чудесной прогулкой.
Но Людовик — замкнутый, угрюмый, неуверенный в себе подросток — боялся предстоящей свадьбы.
Дело в том, что Мария Медичи поручила де Люиню, известному при дворе своим распутством, объяснить Людовику суть супружеских взаимоотношений… И сделанные им открытия глубоко потрясли юного короля. С тоской Людовик говорил: «Я ее совсем не знаю, без меня ее выбрали мне в супруги, и какова она ни есть — уродлива или красива, — я все равно должен буду уложить ее в свою постель и целовать, обнимать и любить до конца жизни… Разве это справедливо?» Он очень боялся, что испанская инфанта окажется некрасивой. Он, конечно, получил портрет, но понимал, что придворные живописцы чаще всего льстят венценосным моделям. А увидеть невесту он мог только в день свадьбы.
