в непосредственной близости к природе. Непреложное отношение к бытию, простое и мудрое – уж что определено Богом, то и будет. Отсюда и покой, и весёлая беспечность, и «чисто русское равнодушие к самому себе». Мало что изменилось за прошедшие годы. Это понимает рассказчик, но не Овцебык.
Усиливает несовместимость Богословского и окружающей жизни появление в повествовании главного оппонента героя, Александра Ивановича Свиридова. Возникает необходимая драматическому повествованию оппозиция: Овцебык – «ни барин, ни крестьянин, да и ни на что никуда не годящийся», – и талантливый Свиридов, одарённый ясным практическим умом. И самое обидное для Овцебыка в том, что этого нового хозяина жизни не в чем упрекнуть: не промотавшийся помещик, не разночинец, не церковного звания, а бывший крепостной (!), в 19 лет откупивший сам себя, обучившийся строительному делу, даже в Германию ездил совершенствоваться, потом откупивший семью, крепостную девушку Настасью Петровну, ставшую его женой и «правой рукой» Свиридова: «Она и хозяйство по хутору ведёт, и приказчиков отчитывает, и лес или хлеб, если нужно куда на заводы, покупает». Невольно рядом встают другие факты: нищенствующая старуха-мать Богословского умирает в богадельне, а жена, без смысла и любви взятая у раскольников, брошена на произвол судьбы.
К этим людям определяется на работу Богословский по протекции рассказчика. И наступает для Василия Петровича время великого искушения. Оказалось, что не все мужчины – пьяницы, а женщины – дуры. За этим фактом просматривался другой, более серьёзный и типичный; история неумолимо поворачивала от патриархального быта со всеми его плюсами и минусами в буржуазно-капиталистическое русло и предъявляла человеку новые жёсткие требования: хочешь жить – работай, твори, ищи себе место. Пытался Овцебык наглядно объяснить рабочим Свиридова, что такое революция, но они не пошли за ним.
Горечью и обидой пронизано письмо Богословского к рассказчику в Петербург, в котором он писал о Свиридове: «…вижу, что он, сей Александр Иванов, мне во всём на дороге стоял, прежде чем я узнал его. Вот кто враг-то народный… С моими мыслями нам вдвоём на одном свете жить не приходится. Я уступлю ему дорогу, ибо он излюбленный их… Никто меня не признает своим, и я сам ни в ком своего не признал».
Смешение добра и зла, амбивалентная природа сознания героя, где нет веры и любви, благодарности и добросердечия, всего того, что сам герой называл «страстями», выталкивают его сначала из общества, а потом и из жизни. Самоубийство его такое же нелепое, как и «теории».
