Приметы Солодова: низкого роста, каштановые волосы, причесывается набок, серые глаза, узкое бугристое лицо, возраст 40—42 г., на документе сфотографирован без головного убора, одет в поношенную красноармейскую форму.
Примите меры розыска.
Матвеев».
— Поразительная осведомленность у русских! — Бернгардт выдавил из себя улыбку. — Наш агент достал этот документ, когда коммунистическая контрразведка уже расстреляла Солодова. Кто же им донес? — Глаза генерала нацелились на капитана. — Может быть, вы продаете наши секреты?
Фон Крюгер почувствовал, как от страха задрожали колени.
— Моя верность фюреру не раз отмечалась… — пробормотал он.
— Вы слишком долго жили в России, — продолжал иронизировать Бернгардт, — и вполне могли заразиться… Далее, меня коробит ваша жадность к деньгам, жадность, недостойная офицера вермахта. Алчность съедает честь и убеждения… Кстати, поступили ли сведения от агентуры, посланной к Дуке?
— Пока нет, господин генерал.
Бернгардт торжествующе хмыкнул:
— И это наводит на нехорошие мысли. Мне кажется, что Дука уже посвящен в нашу операцию «Брудершафт» и посмеивается над простофилями из Корюка.
— Что вы, господин генерал! — фон Крюгер дернулся, точно ужаленный. — Мы соблюдаем строжайшую секретность.
Генерал причмокнул губами, точно пробовал на вкус слова начальника отдела по борьбе с подпольем.
— Противник слишком хорошо осведомлен о наших замыслах, продвижении войск, уязвимых местах. И я требую ответа: кто информирует его? Кто?! — брызгая во все стороны слюной, орал Бернгардт.
— Мы возьмем партизанских вожаков, и они ответят на ваш вопрос.
— А если не возьмем?
— Я прошу месячный срок, чтобы поставить крест на подполье…
— Или на самом себе! — добавил Бернгардт и отвернулся. Крюгер бесшумно вышел.
В приемной девушка в больших старых галошах старательно скребла грязь. Услышав шаги, она предупредила капитана:
— Простите, здесь лужа…
— Ничего, — пробурчал капитан, опасливо косясь на свои до блеска начищенные сапоги. «Новая уборщица куда опрятнее Прасковьи Брылевой, — подумал фон Крюгер. — Кабинет сверкает чистотой…»
Расстроенный разговором с Бернгардтом, фон Крюгер поехал в ресторан без всякого энтузиазма. Машина быстро проскочила по улицам города. От Десны веяло свежестью и прохладой. Стоял отличный весенний вечер.
На мосту неожиданный вой сирены остановил «Опель». Шофер вопросительно глянул на капитана.
— Гони к обрыву, там переждем.
Над станцией появились самолеты, в небо тотчас взметнулись лучи прожекторов. Забесновались зенитки.
