Фрэнк Харрис — достаточно противоречивая фигура в литературном мире Лондона. В 1900 году он прервал неудачную издательскую карьеру (Фрэнк издавал журнал) и открыл отель в Монако. Но и с этим предприятием он потерпел банкротство и вынужден был вернуться в столицу Англии, сосредоточив все силы на том, чтобы добиться успеха пером. И вот именно тогда в его жизни появился Уинстон. Фрэнку исполнилось пятьдесят. Темные волосы, разделенные пробором посередине, подкрученные вверх усики и вечная суетливость, — он более всего напоминал бармена. Тогда Фрэнк еще не написал своих эротических мемуаров «Моя жизнь и мои увлечения», принесших автору широкую известность. Он закончит ее в 1920 году, уже на склоне лет, когда будет отчаянно нуждаться в деньгах.
Как и Уилфред Блант, Харрис был давним другом лорда Рэндольфа. Он был в числе компаньонов Рэндольфа в том, что составляло три неизменных удовольствия для джентльменов: вино, женщины и песни. Харрис никогда не пользовался уважением, а в тот момент, когда закончилась его эра как издателя викторианских времен, в литературных кругах о нем отзывались как о распущенном человеке. Бернард Шоу писал, что «он никогда не был первосортным человеком, даже второсортным или даже десятисортным… он был до отвращения неповторимым — сам по себе».
Но имелся весьма важный довод, почему Уитнстон намеревался рискнуть и сделать Харриса литературным агентом. В свои лучшие времена, когда Харрисон издавал «Сэтердэй Ревью», он написал 26 января 1895 года один из лучших некрологов о Рэндольфе. И в этой статье именно он впервые представил лорда Рэндольфа как человека, продолжившего традиции лорда Байрона в политической сфере поздневикторианской эпохи. Этот образ долгие годы будил воображение Уитнстона, и теперь ему хотелось отдать дань Харрису и предоставить ему возможность поучаствовать в выходе книги о Рэндольфе.
О том, кратком периоде сотрудничества, Харрис писал: «Судя по всему, он знал меня только по той статье, что я написал в газете по случаю смерти его отца. Он был настолько любезен, что отозвался о ней как о самой лучшей из тех, что были написаны, и добавил, что герцогиня Мальборо, мать Рэндольфа, вполне разделяла мнение о гениальности своего сына».
Что бы другие ни думали о Харрисе, Уинстон верил, что давний друг его отца по-настоящему понимает значимость биографической книги и постарается продать ее за ту цену, которую она заслуживает. Чутье не подвело его, когда он сделал ставку на этого человека. К всеобщему удивлению, Харрис сумел подать книгу и убедить издателей. Он сыграл верной картой, подчеркивая известность Уинстона, тот интерес, который испытывали к нему, уверял, что книга открывает многие скрытые стороны политической жизни, подчеркивал ту симпатию, что проявил сын, рассказывая о бурной и трагической карьере отца. Он не скупился на похвалы, объясняя, о том, что Уинстон цитирует многих прославленных деятелей викторианской эпохи (включая и его самого). Харрис все же не добился получения желаемых десяти тысяч, но подошел вплотную к этой цифре. В конце октября престижная фирма Макмиллана согласилась купить права за восемь тысяч!
