Галаниха горела. Пожар бушевал в деревне, как будто она вспыхнула вся разом. Огромные языки пламени поднимались в полнеба, освещая низкие облака.
- Ну, вот и очистилась деревня, - задумчиво сказал Захаров, глядя на огонь.
- Как? О чем ты говоришь? - спросил Сержик.
- Да бабка, которая нам в деревне встретилась, ну помните, с петухом? Она сказала, что почистит деревню от нечисти. Вот они с петухом и почистили.
- Да уж, радикально, - сказала Люська, - подпустила петуха!
Они стояли, и смотрели на пожар, пока пламя не уменьшилось до багрового пятна в ночи. Люська, наконец отвернувшись от пожарища, с сожалением вдруг сказала:
- А шубу жалко!
Захаров повернулся к ней, и, обняв, тихо сказал:
- Мы тебе обязательно такую купим!
Люська фыркнула, и, освободившись от объятий, сказала:
- Поехали, что ли.
Сержик вдруг с горячностью воскликнул:
- А наследство? Вы что, не хотите увидеть? Перстень у меня. Давайте, посмотрим!
- Успеется, Сержик! - сказал Захаров, - Ты что, торопишься? Мне лично глубоко наплевать на твое наследство. Смотри сам, если не терпится.
- Да, Сержик, смотри, если хочешь, а мы поедем, - поддержала его Люська. Нам что-то неинтересно уже.
- Да вы что? - взорвался Сержик, - Мы столько перенесли, столько всего! Надо же, им неинтересно! А мне интересно! Мне очень интересно!
- Так ты остаешься смотреть? - спросил Захаров, - Раз тебе интересно. А мы домой едем.
- Нет, я тоже еду, - хмуро сказал Сержик, - черт с вами. Дома посмотрим.
Он влез на заднее сиденье, и там затих. Люська с Захаровым, переглянувшись, уселись в "Ниву", и девушка, потянувшись к Захарову, обняла одной рукой, притянула к себе, и поцеловала. Потом резко оттолкнула его, выжала сцепление, и нажала на газ. Захаров откинулся на сиденье, и улыбался, глядя на ее сосредоточенное лицо, освещенное отраженным светом фар.
