Представьте снимок ночного города, сделанный с борта самолета, — так выглядел бы наш мозг, если в нем высвечивались бы области, работающие в момент принятия того или иного решения. В опутанных нейронными сетями мерцающих участках, сформированных индивидуальным эмоциональным опытом, выбор делается с молниеносной скоростью, которая несравнимо более высокая, чем скорость принятия логических решений. Все это происходит в практически неизведанном пространстве, которое лежит за пределами сознательного мышления.
Большинство людей, упавших в быстро несущуюся реку, с радостью приняли бы протянутую руку помощи. Но капитан Габба пал жертвой собственного огромного опыта выживания в экстремальных условиях. Как армейский рейнджер он бывал в ситуациях намного более сложных, чем туристический сплав по реке с проводником в придачу. Габба умел выживать — это было его профессией. Вспоминая разные истории, рассказанные мне рейнджерами, я теперь понимаю, что капитану — отдохнувшему, сытому, не напуганному падением в реку — даже в голову не пришло позаботиться о собственной безопасности. Более того, он, может быть, как никогда раньше чувствовал себя живым и здоровым. Но что еще хуже — в среде рейнджеров считается недопустимым, если кто-то из них запросит о помощи (нельзя отрывать напарника от выполнения боевого задания). Если парня во время прохождения подготовки приходится спасать, то ему не место среди рейнджеров. Эмоциональные пометы подсказывали капитану, что он должен, согласно правилам, выкарабкиваться самостоятельно, а не валять дурака, принимая помощь постороннего, да еще «гражданского». Армейский рейнджер — он был обучен выполнять любое задание даже ценой собственной жизни. Его учили не только выживать, но и умирать за свою страну. Его учили, что бесчестие хуже смерти. Его учили не плестись вторым. «Рейнджеры прокладывают путь» — недаром это стало их девизом. В истории гибели капитана сыграла роль вся мощь рейнджерской боевой подготовки.
Двух погибших водителей снегоходов, о которых я рассказывал в предыдущей главе, постигла та же участь — их действиями управляли укоренившиеся эмоциональные пометы. У «наездника», первым поднявшимся по склону, в передней части мозга крутилось представление о возможности снежного обвала, но крутилось оно как-то на холостом ходу. Представление это было слишком абстрактным, не подкрепленным никаким физиологическим — другими словами, эмоциональным — состоянием. Организм его никогда не испытывал никаких чувств, связанных с обвалом. Увы, на его эмоциональной карте мира не был прочерчен опыт схода лавины.
