Уманцев полез за иголкой с ниткой в планшет и нашел свой мешочек с алмазной мелочью, который он носил прикрепленным булавкой к трусам.
— Ну дела! — процедил он сквозь зубы и принялся зашивать пояс.
Одевшись, вышел из хижины. Неподалеку, под небольшим навесом, Алексей разговаривал с каким-то туземцем.
«Вероятно, вождь», — вспомнились Уманцеву романы Жюля Верна.
Вязигин подозвал его. Туземец, поглядывая на Уманцева, что-то проговорил.
— Старейшина этой деревни выражает радость по поводу вашего выздоровления, — перевел Алексей.
Роман приложил руку к груди, как это делали индейцы в кино, и склонил голову. Старейшина в свою очередь еще что-то сказал, широко улыбаясь. Тем временем чуть ли не вся деревня собралась вокруг них. Все смотрели на Романа и громко переговаривались.
— Жители тоже рады, что вы поправились, — заметил Алексей.
— Скажите им, пожалуйста, что я чрезвычайно благодарен им за гостеприимство.
Вязигин перевел слова Уманцева. Туземцы дружно закивали.
— Что это за народ? — поинтересовался Роман, когда, насмотревшись на него, все разошлись.
— Баконго, — ответил Алексей.
— А далеко отсюда до Луанды?
— Далеко. Но, думаю, часть пути мы проделаем на лодках. Я договорился с двумя местными мужчинами. Они довезут нас до следующей деревни. А там посмотрим. Завтра мы тронемся в путь. Я полагаю, что вы в состоянии продолжить свое путешествие, — заключил с присущей ему полуулыбкой-полуухмылкой Вязигин.
«Еще бы! Когда алмаз при мне. Я хоть сейчас готов отправиться в путь, лишь бы поскорее добраться до Луанды, а оттуда в Португалию. Только бы подальше от этой проклятой Анголы!»
В путь отправились поутру в сопровождении двух мужчин, чьи черные спины лоснились в лучах солнца, неожиданно прорезавших густые облака, из которых продолжал лить дождь. Собственно, дождя здесь никто не замечал. Одежда, раз и навсегда противно прилипнув к телу, уже не вызывала раздражения.
Выйдя из деревни, спустились к реке, где к берегу была причалена очень непрочная на вид лодка. Разместились, оттолкнулись от берега и поплыли. Проводники сначала работали веслами, но потом суденышко легко и быстро понесла река.
Роман время от времени поглядывал на Алексея, и невольно в его голове повторялась одна и та же мысль: «Белогвардеец!.. Белая кость! Надо же!.. А похож, как их в кино показывают: худощавое лицо, узкие скулы, глаза голубые, холодные, бесстрастные. Кисти рук изящные, не то что у меня. Да и весь он какой-то аристократичный, хоть и небритый. Вот даже если нас раздеть, сразу будет видно, кто есть кто. Я — из рабочей слободки, а он помещик, барин… — и тут улыбка расплывалась по его лицу. Он поспешно опускал голову, а мысль продолжала работать в приятном направлении: — Ну, даст бог, и я барином заживу. И что это будет за жизнь?!..»
