Зарубежная литература XX века | страница 43
Но не всегда дез Эссент в состоянии предаваться дендистским наслаждениям: перебирать книги, разглядывать гравюры и склоняться над флаконами с ароматами. Его досуги (обратно распорядку дня обычных граждан, он встает в пять вечера, а спать ложится в пять утра) посвящены борьбе с нервами и воспоминаниями. Комбинация безграничного досуга и гипертрофированного воображения – отличная почва для возникновения разного рода отступлений от нормы.
В воспоминаниях дез Эссента, в преследующих его кошмарах разрастается каталог мотивов дендистской литературы. С момента возникновения дендизма денди обвиняли в аморализме, в пренебрежении законами нравственности. В литературе они часто представали коварными соблазнителями, холодными негодяями, бесчувственными расточителями. Интимные воспоминания героя разворачиваются в пространстве, противостоящем детально изображенному пространству его дома. Это некое обезличенное место, равно привычное для натуралистического и дендистского романа: закулисье, где герой знакомится с актрисами, бульвар как место сомнительных встреч, гостиная дорогого борделя, уличный кабачок. Это общедоступное, «ничейное» городское пространство, в котором одинаково органично чувствуют себя и деклассированные герои натуралистического романа, и деклассированный на свой лад герой-денди.
Дез Эссент вспоминает о том, как с ловкостью стратега расстроил брак своего друга, как приучал к разврату молоденького Огюста Ланглуа с целью создать из него убийцу. И с этого момента (глава VII) «хлынули воды прошлого, затопили и настоящее, и будущее, заполонили ум печалью, в которой, как обломки судна, потерпевшего кораблекрушение, плавали заурядные события нынешней его жизни, пустячные и бессмысленные». Чем дальше, тем больше в его воспоминаниях чувственной эротической окраски, он вновь переживает самые странные, самые запретные свои сексуальные похождения, которые в воспоминаниях разрастаются до таких страшных кошмаров, как сон о всаднике-Сифилисе из восьмой главы романа.
Эротика в литературе XIX века если и допускалась, то лишь в завуалированной форме, как правило, в качестве свидетельства низменности человеческой натуры. Открытые и пространные описания болезненной эротики в романе «Наоборот» были поэтому совершенно неприемлемы для большинства читателей, но автору они необходимы, чтобы поставить диагноз не только своему герою, но и шире – своему веку. Дез Эссент постигает жизнь не только интеллектуально; решив жить в чувстве и в воображении, он утончил свое восприятие до того, что его воображению открываются символические сцены и картины, в которых правда о действительности постигается полнее, чем это дано интеллекту. В повествовании то и дело происходят незаметные переходы от вербализованных мыслей и воспоминаний героя к его грезам наяву; автор, по сути, описывает пограничные состояния сознания, в которых герой достигает уровня духовидца, ему открывается истинная суть вещей. В образно-чувственной форме, в снах и видениях затворник дез Эссент провидит истину. Этот синтез интеллектуального постижения мира со спонтанным, непосредственным откровением о мире, пусть иногда в кошмарной, гротескной форме, придает особую убедительность мнениям и выводам дез Эссента.