Зарубежная литература XX века | страница 37



Но слишком много слез я пролил! Скорбны зори,
Свет солнца всюду слеп, везде страшна луна.
Пусть мой взорвется киль! Пусть погружусь я в море!
Любовью терпкою душа моя пьяна.

Лирический герой познал границы своего воображения, своих поэтических способностей, но удовлетворения не получил. В этих строчках звучит голос Рембо-романтика, так и не нашедшего абсолюта. Однако в отличие от романтического героя его не охватывает тотальное разочарование и он с изрядной долей уверенности вопрошает:

Не в этих ли ночах бездонных, тихо дремля,
Ты укрываешься, Расцвет грядущих сил?

Очевидно, что в душе поэта сохраняется надежда на торжество свободного творчества и возможность появления новой поэзии, но сам он уходит в тень, движимый чувством собственной беззащитности и усталости. В финале стихотворения резко меняется интонация и масштаб изображаемого. Вместо разудалой феерической стихии, поражающей своей грандиозностью, перед читателем возникает образ маленького мальчика, печального и одинокого:

Коль мне нужна вода Европы, то не волны
Ее морей нужны, а лужа, где весной,
Присев на корточки, ребенок, грусти полный,
Пускает в плаванье кораблик хрупкий свой.
Я больше не могу, о воды океана,
Вслед за торговыми судами плыть опять,
Со спесью вымпелов встречаться постоянно
Иль мимо каторжных баркасов проплывать.

Примечательно, что на протяжении всего стихотворения трижды, не считая процитированного отрывка, звучат различные вариации темы детства. Рембо то уподобляет свое одурманенное от буйства стихии состояние детскому мозгу, глухому ко всему вокруг, то сравнивает зеленую воду океана со вкусовыми ощущениями детей от кисло-сладких яблок, то хочет показать детям те чудесные видения, которые открылись ему самому. Романтическая идея нетронутого, чистого, гармоничного сознания ребенка находит свое воплощение в стихотворении Рембо. Однако для него важна и еще одна грань образа ребенка – его беззащитность, слабость. Она дополнительно оттеняется в 64-й строке сравнением лирического героя с женщиной, которой эти качества тоже присущи. В целом шестнадцатилетний поэт, при всей напускной взрослости его позиции, оказывается накрепко связан с миром безвозвратно ушедшего детства, поэтому концовка «Пьяного корабля» представляется не случайной. В двух последних четверостишиях образ ребенка несет в себе идею убежища, в котором хочет укрыться лирический герой, а кораблик, «легкий, как майская бабочка» (дословный перевод) становится символом красоты и хрупкости поэзии.