— Смена окончена, — сказал он. — Пошли, — и отвернулся.
Сухопарый бросил молоток и собрался было идти за ним.
— А тележка? — спросил я. — Нам нужно отвезти ее?
— Ничего. Я все сделаю сам.
— Мы не хотим утруждать вас, — сказал я. — Вперед, друг, давай отвезем ее.
— Зачем? Он сказал…
— Давай привыкать все делать самостоятельно. Ничто не дается даром, помнишь?
Человек с фонариком хмыкнул и ушел.
В главном помещении человек с компостером приказал вкатить тележку на весы. На поясе у него висела коробочка, из которой он достал карточки из голубого пластика. Худой взял свою и устремился наружу.
— Как я понимаю, это за отработанное время, — сказал я. — Но мне бы хотелось получить чек и за породу тоже.
Весовщик уставился на меня.
— Чек?
— А как же иначе я докажу, сколько выработал?
— Ты затратил время и за это получишь койку и пищу! Чего тебе еще нужно, салага?
— Я что-то слышал о нормах.
Он поднял маску, сплюнул и вытер лицо ладонью.
— Жетон получают только за полную тележку.
— Предположим, что в следующую смену я наполню ее доверху.
Он пренебрежительно взглянул на тележку.
— Тут недостаточно даже для того, чтобы оплатить хранение.
— То есть?
— Ты берешь тележку и платишь за нее. Если ты хорошо трудишься четыре часа и твоя тележка нагружена доверху, тогда покрывается стоимость инструментов, тележки и плюс еще пара жетонов. Десять жетонов составляют один кредит. Если же ты едва ноги волочишь и твоя тележка полупуста, ты получаешь койку и завтрак. Это именно твой случай, салага. А сейчас иди.
— А что будет с породой?
— За ней присмотрят.
— Понятно.
Я подошел к тележке и стал толкать ее по рельсам назад в туннель. Он хотел было преградить мне дорогу, но в последний момент отошел в сторону.
— Умнее всех, да? Ничего, приятель, у меня есть способ тебя утихомирить.
Я работал еще несколько часов, загрузил тележку доверху, потом добавил еще несколько кусков, чтоб уж никто не мог придраться. Мне пришлось лечь и несколько минут отдохнуть, прежде чем я смог толкать тележку по туннелю.
На весах стоял другой человек. Когда я был уже в шести футах от него, с моей тележки упал десятифунтовый кусок породы. Я наклонился за ним, но какой-то человек был тут как тут, схватил кусок и оттолкнул меня. Глаза его дико горели.
— Это мой, слышишь? — прорычал он, как медведь гризли, попавший лапой в пчелиный улей.
Я чуть не задохнулся от злости, поднял руки — мои кулаки казались огромными, как бейсбольные перчатки, и горели, как воспаленные нарывы, — и пошел на него. Остальные собрались вокруг нас и враждебно смотрели на меня.
