В каждом отдельном случае мы встречаемся с определенными возможностями, которые не могут быть предопределены каким-либо постоянным общим законом или с внешней необходимостью предусмотрены. Нельзя с механической необходимостью определить, какая из этих возможностей реализуется. В особенности в человеческой общественной жизни в одних и тех же положениях, в одних и тех же условиях разные люди определяют себя по-разному в зависимости от своего характера, направленности своей воли, убеждений, всего своего психологического склада.
В одной и той же географической среде развиваются различные типы людей. По-разному воспринимается одна и та же природа (даже физические организмы по-разному реагируют на одинаковые природные условия, климат и пр.), одна и та же социальная обстановка, по разному воспринимает горе и радость. Но в своем сочетании и взаимодействии эти различные возможности, различные индивидуально конкретные случаи в массе складываются в известную систему. В них обнаруживается правильная последовательность, закономерность, которая может быть выражена в известных численных соотношениях. Закономерность эта обнаруживается, таким образом, не внешне механически в каждом отдельном случае, а в «больших числах» («закон больших чисел»), в сочетании и внутренней последовательности различных комбинаций разнообразных реализованных возможностей. В этом суть так называемой «статистической закономерности» в отличие от физико-математической (как она понималась до недавнего времени). Статистическая закономерность не исключает значения воли в истории и общественной жизни, реализации в ней разных возможностей.
Теоретики старого «позитивизма» и материализма и их позднейшие сторонники, правда, пытались совместить признание подлинной действительности одних и тех же общих и постоянных причин с методом статистики. Они утверждали, что постоянство «средних статистики» объясняется именно действием общих и постоянных причин, индивидуальные же особенности они объявляли действием «случайных причин», с их точки зрения не имеющих значения по существу, простыми «исключениями» из общих правил или даже просто мнимыми, простым следствием нашего незнания действительных причин. Исходя из этого, Кеттле развивал учение о «среднем человеке» как выражении общих законов, объявляя всякие отклонения от этого типа случайными аномалиями, не имеющими значения в массе. В настоящее время нет даже нужды долго останавливаться на критике этих потерпевших полное крушение в статистической науке теорий. Самое различие «постоянных и общих» причин от индивидуальных оказывается условным. Потрясения последних лет, сдвиги и кризисы в общественной жизни исключают возможность говорить о постоянстве «средних» или о каком-то «среднем человеке» вне времени и пространства (по существу представляющим олицетворение типа мещанина — обывателя современной Кеттле эпохи).
