Том 6. На пороге Нового Завета | страница 30



Не должен воспринимать он звука ухом,
Не чувствовать касаний кожей,
Не воспринимать образ глазом,
А языком — вкуса.
Глубоким размышлением должен отогнать все запахи, знающий йогу [7].

Приведенные пять ступеней роднят йогу со многими мистическими школами и учениями. Специфическими здесь являются лишь детали, основное же может быть приложимо как к брахманизму Упанишад или буддизму, так и к религиям Запада. Здесь запечатлен общечеловеческий опыт духовного самосовершенствования; между тем заключительный этап йоги — самьяма — уже несет на себе ярко выраженные черты философии санкхьи, ее понятия о спасении и высшей цели подвижничества.

Если первые пять ступеней как бы переходят одна в другую и тесно связаны между собой, то еще труднее различить этапы самьямы. Она делится на три аспекта: дхьяну, или концентрацию сознания, дхарану *, или созерцание, и, наконец, сверхпознание — самадхи.


---

* Китайск. чань, японск. дзен.

---


Концентрация сознания достигается посредством многих приемов. Среди них — длительное сосредоточение на какой-либо фразе, слове, части тела, например, на кончике носа, языка или на нёбе. Такого рода приемы заимствованы из йоги современным аутотренингом.

Дхьяну и дхарану разделяют едва уловимые оттенки. Они уже не ограничиваются негативным отгораживанием от мира, но культивируют «удержание мысли на каком-нибудь определенном предмете» [8]. Постепенно и этот предмет становится лишним и исчезает. Сохраняется одна незамутненная интуиция, превышающая разум, само сознание в чистом виде. Теперь лишь тонкая нить удерживает человека в царстве Пракрити. «Он ни к чему не стремится и столько же, сколько чурбан, размышляет» [9].

Постороннему наблюдателю это экстатическое состояние, самадхи, кажется похожим на обморок или летаргический сон. Индийский святой XIX века Рамакришна был способен часто входить в самадхи. «У него, — рассказывает очевидец, — не было ни малейших признаков внешнего сознания. Он даже не дышал, и все его тело было абсолютно неподвижно, как статуя. Он ушел куда-то в другое место из этого мира чувств» [10]. Последователь Упанишад сказал бы, что он слился с Брахманом. Но для Патанджали это последний рывок перед полным бегством от всего, когда окончательно спадает пелена и истинное Я подвижника, его пуруша, парит, разобщенное с Временем, отягощавшим его. Так завершается путь йогина. Он остается блаженно одиноким на своем необитаемом острове духа.

Даже из столь беглого рассмотрения «Йога-сутры» видно, что в своей классической форме йога есть прежде всего строго выверенная «техника» освобождения Я.