Ягве и тут дает Сатане полную свободу действий. Сохранной должна остаться лишь «душа», то есть жизнь Иова.
И вот недавний баловень счастья лежит на пепелище. Все отшатнулись от него, пораженного недугом, который издавна считался знаком небесного гнева. Жена уговаривает Иова произнести хулу на Творца и умереть от Его руки, чтобы избавиться от позора и мучений. Но Иов отвечает: Приемлем мы от Бога добро, ужели не приемлем зло? (Иов 2, 10)
Книга ничего не говорит о его переживаниях и тайных надеждах. Иов лишь «не погрешает устами своими». Уповает ли он на милость Божию, которая в конце концов спасет его? Верит ли, что все совершающееся будет во благо? Этого мы пока не знаем. А то, что Иов будет говорить впоследствии своим друзьям, относится уже к другой теме книги, к «другому» Иову. О мыслях же «первого», терпеливого Иова, нам остается только догадываться. В этом могут помочь сказания о страдающем праведнике, издавна распространенные на Востоке.
Таких прототипов Иова известно несколько. Прежде всего, это герой шумерской поэмы, расшифрованной в середине нашего века. Человек, о котором она повествует, как и Иов, потерял все, что имел. Истерзанный недугом, полный отчаяния, он слезно молит Божество о помощи:
Пусть искусный певец оплачет мою злосчастную судьбу.
Бог мой, над землею сияет яркий день, а для меня он черен.
Злая участь держит меня в своих руках, отнимает у меня дыхание жизни.
Бог мой, мой отец, зачавший меня, дай мне поднять голову.
В конце концов стоны несчастного услышаны. Бог «внял правдивым и искренним словам» человека и «превратил его страдание в радость». Он исцелен, возвращен к жизни и обретает утраченное. Не ропот спас его, но молитва.
Две аналогичные повести были написаны в Вавилоне. В одной из них говорится о бедствиях некоего жителя Ниппура, который страдал не только от внешних зол, но и оттого, что потерял веру в правильность своего отношения к Богу. Он совершал все обряды и приносил жертвы, теперь же, впав в ничтожество, усомнился, и ему кажется, что все это было тщетным.
Хотел бы я знать, что Богу приятно,
Что хорошо человеку преступленье пред Богом,
Что для него отвратительно хорошо его Богу.
Кто волю богов в небесах узнает?
Откуда людям узнать пути Божьи? [
8]
Другое сказание говорит о том же, и в обоих конец светлый: божество спасает того, кто уповает на Него.
Из этих примеров явствует, что проблематика Иова — добиблейская и общечеловеческая. Мудрецы Месопотамии поставили ее задолго до Израиля и попытались по-своему разрешить. Их вывод: когда в несчастье сердце человека открывается Богу, Он слышит его. Но спасение мыслится в чисто земном плане. То же самое находим мы и в «Иове». Пролог и эпилог книги есть в сущности, просто ветхозаветный вариант халдейского сказания.
