Берта изрыгнула серию ругательств.
– В чем дело?
– Порвала платье и поцарапала лицо. Дональд, какого черта мы не могли воспользоваться фонариком?
– Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что происходит. Полиция, возможно, держит ранчо под наблюдением, а Хейл живет рядом.
Берта со стонами поползла дальше, ругая меня на чем свет стоит. Внезапно мои пальцы на что-то наткнулись.
– Погоди, Берта! Это либо камень, либо… О’кей, это револьвер!
– Слава богу! – вздохнула Берта, с трудом поднимаясь. – Не знаю, как я проберусь в свою квартиру. Если швейцар увидит меня, то подумает, что я воровала кур.
– Скажи ему, что он тебя недооценивает, – посоветовал я, – и что ты совершила куда более серьезное преступление, нежели кража кур.
– Ну, – сказала Берта, – давай сообщим Элизабет Эндикотт. Полагаю, нам следует позвонить Барни Куинну.
– Нет, – возразил я.
– Что «нет»?
– Мы скажем Элизабет, что обыскали всю изгородь и ничего не нашли, – отозвался я. – И Барни скажем то же самое.
– Иногда, – с чувством произнесла Берта, – мне искренне хочется, чтобы я больше никогда тебя не видела.
В истории, рассказанной Джоном Диттмаром Энселом Барни Куинну, лишь одна вещь не соответствовала действительности.
Револьвер очень сильно заржавел. Я даже не мог открыть барабан без длительной работы по удалению ржавчины. Но, прочистив дуло от грязи, я сумел увидеть с помощью фонарика, что патрон на одной линии с дулом пуст. В других патронах пули были на месте. Следовательно, из револьвера был сделан один выстрел.
Дело становилось все более запутанным.
Суд начался по расписанию. Барни Куинн посадил нас там, где мог бы с нами консультироваться в случае надобности, но он впал в уныние и выглядел как человек, которого вот-вот поволокут на казнь. Куинн старательно воздерживался от вопросов насчет револьвера.
Во время полуденного перерыва я отвел его подальше от репортеров и рубанул сплеча:
– В таких делах нужен мужчина, а не мальчишка. Ты адвокат, и твоего подзащитного обвиняют в убийстве. Наказание за такое преступление – смертная казнь. Присяжные наблюдают за окружным прокурором и за тобой. Ты выглядишь как человек, защищающий виновного клиента. Это несправедливо по отношению к вам обоим. Борись, но не так, как будто тебя прижали к стенке, а с уверенной улыбкой адвоката, представляющего невиновного клиента.
– Актер из меня скверный, – проворчал Куинн.
– Тогда начинай практиковаться, – посоветовал я ему.
