При дворе стало дышать свободнее, с тех пор как его покинула императрица-мать. Она находилась далеко на пути в Бургундию с почетным эскортом, который должен был убедиться, что она там осталась. Если она и надеялась, что ее сын, в конце концов, проявит слабость и позовет ее обратно, то ей пришлось разочароваться. Феофано позаботилась об этом.
Оттон, освободившись от матери, казалось, стал даже ходить легче. Нелады с франками только взбодрили его.
— Война — это отрава, — сказала Феофано. — Все мужчины поддаются ей. Даже в Городе — ты помнишь, что творилось, когда начинался охотничий сезон? Особенно при Никифоре. Все мальчишки горели желанием пойти и убить кого-нибудь.
— Они перерастают это, — ответила Аспасия, — по крайней мере, некоторые.
Феофано без улыбки покачала головой. Они были в королевской бане, они двое и толпа придворных женщин императрицы, чьи голоса и смех раздавались в больших залах, наполненных паром. Феофано проводила здесь по часу и больше. Она говорила, что при беременности это лучший способ ощутить легкость в теле.
Аспасия, одетая и под покрывалом, с сожалением глядя на заманчивый бассейн, нагнулась, чтобы поцеловать гладкий лоб. На лице Феофано мелькнула тень улыбки.
— Передай привет мастеру Исмаилу, — сказала она.
— Как всегда, — отвечала Аспасия.
Частью повседневной жизни, не вызывавшей вопросов, было теперь то, что около полудня, если не было срочных дел, Аспасия отправлялась помогать врачу. К тому же с недавних пор у нее появились собственные пациенты, предпочитавшие иметь дело с женщиной, а не с язычником; в основном это были придворные, но были и городские жители, обращавшиеся к ней по мере того, как ее имя становилось все более известным.
Сегодня пациентов было много. В любое время года бывают свои болезни, а этой весной распространилась лихорадка. Пришел и стареющий красавец за средством для ращения волос, две хихикающие девчонки за приворотным зельем, множество народу с воспалением глаз, насморком, ожогами и переломами и два идиота, подравшиеся на ножах. Аспасия зашила им раны и отослала, присев ненадолго, чтобы отдохнуть.
В каждом городе, куда они прибывали, Исмаил сразу же подыскивал себе помещение с комнатой для приема больных и спальней. Феофано никак не могла убедить его пользоваться ее гостеприимством. В Аахене его комнаты находились недалеко от дворца, одна над другой, в доме, который, как утверждала хозяйка, принадлежал великому Роланду, умершему в Ронсевале.
