Она действительно была непохожа на других — высокая, подтянутая, густые черные волосы заплетены в косы и уложены вокруг головы; большие испанские серьги оттягивали мочки ушей. Но что поразило меня больше всего, так это ее сверкающие пронзительные глаза. Они как бы светились, и казалось, проникают прямо в душу и видят то, что не дано видеть другим. Мне стало не по себе под ее тяжелым взглядом, который пронзил меня, пытаясь прочесть то, что мне хотелось скрыть.
Я сказала:
— Вы, наверное, миссис Карлинг. Я так много слышала о вас. Меня зовут Ноэль Тремастон.
— Ну, конечно. Я тоже много слышала о вас. И я так рада наконец-то встретиться с вами. Как вам здесь нравится?
— Очень интересно, особенно эти раскопки.
Она кивнула:
— Фиона вышла. Кто-то что-то нашел в своем саду. Она пошла посмотреть: действительно это что-нибудь древнее или относится к нашему времени. Вы представить себе не можете, какое количество людей считает, что нашли нечто ценное, с тех пор как здесь начались раскопки.
— Мне кажется, это неизбежно. Никогда не знаешь, что именно представляет настоящую ценность.
— Садитесь, пожалуйста. Не выпьете ли чашечку кофе?
— Нет, спасибо. Я только что пообедала.
— Фиона скоро придет. Она ушла уже больше часа назад.
Я села.
— Она очень увлечена раскопками, — сказала миссис Карлинг.
— Я могу понять, это так захватывает.
— Г-мм, — сказала она. — Они с Родериком такие энтузиасты.
— Да, я знаю.
Она с участием посмотрела на меня.
— А как вы, милая? Я слышала, вам пришлось пережить большую потерю.
Я не ответила, и она продолжала:
— Простите, мне не следовало говорить об этом. Но я вас хорошо понимаю. Может быть, вы что-нибудь слышали обо мне?
Я кивнула.
— Вы очень понравились Фионе. Мне бы хотелось вам помочь.
— Спасибо, но что вы можете сделать? Ничего нельзя изменить.
— Я знаю, милая, но вы молоды. В любой момент, если вам понадобится помощь… Не знаю, слышали ли вы, что судьба наградила меня особым даром.
Мне стало не по себе, потому что, произнося эти слова, она не спускала с меня глаз.
Я ответила:
— Да, я слышала.
— Я тоже испытала горе, поэтому хорошо понимаю вас, — продолжала она. — Я потеряла дочь, когда ей было двадцать два года. В ней заключалась вся моя жизнь. Я взяла к себе Фиону, и она стала мне утешением в жизни. В жизни всегда есть утешение, дорогая. Нужно только об этом помнить.
— Я стараюсь помнить об этом.
— Я знаю, ваша мать была необыкновенной женщиной и очень знаменитой. Я знаю, что значит неожиданная смерть близкого человека. Но даже в скорби может родиться нечто хорошее. По крайней мере легче понять страдания других. Мне бы хотелось, чтобы вы поняли это.
