— Вы больны, — мягко сказала она, — вам нужна помощь.
— Послушайте… — тихо прорычал пастор, — если я и болен, вам-то что? Отстаньте от меня! Убирайтесь к черту!
Она решила не спорить.
— Ладно, пускай это не мое дело, но в этой части вагона попрохладней, так что, если вы не возражаете, я сяду здесь. Можете спать, если хотите. Я не буду вам мешать. — Он молчал, все сильнее сдвигая брови, а Честити не унималась: — Но, может, вы хотя бы скажете мне, как вас зовут?
— Кажется, вы говорили, что не будете мне мешать.
Бедняга, ему было совсем плохо.
Спустя несколько часов она поднесла к губам пастора фляжку с водой, умоляя его попить. Прошел долгий день пути, во время которого поезд часто тормозил, останавливался. Наступила ночь. Состояние пастора резко ухудшилось. Он начал бредить, бормотал что-то бессвязное, но последние остатки сознания заставляли его твердить, что он не сойдет с поезда, пока не приедет в Седейлию.
Честити оглядела темный вагон, тщетно пытаясь отыскать хоть одно доброжелательное лицо, хоть один участливый взгляд или слово поддержки. Ее охватило отчаяние. Она заметила, что плачет, только когда чья-то нежная рука смахнула слезинку с ее щеки. Испуганно обернувшись, девушка с удивлением увидела, что пастор очнулся и наклоняется к ней.
— Не надо плакать, милая, прошу тебя! — встревоженно прошептал он и провел мозолистыми пальцами по ее подбородку.
Она сидела, не в силах вымолвить слова, чувствуя странное волнение в груди. Приблизив губы к ее губам, пастор прохрипел:
— Ты прекрасна, даже когда плачешь, Дженни.
Это «Дженни» поразило Честити.
На миг священник застыл от боли и вдруг пылко проговорил:
— Я так по тебе скучал! Мы больше никогда не будем расставаться, обещаю. Ты всегда будешь…
— Седейлия! Следующая остановка — Седейлия! — раздался крик проводника.
Пастор вздрогнул и огляделся. Его растерянные глаза на мгновение задержались на девушке, он хотел что-то сказать, но тут раздался громкий скрип тормозов и в темноте за окном появился тускло освещенный перрон. Честити напряженно следила за пастором. Пошатываясь, он поднялся на ноги, потянулся за шляпой и сумкой, висевшими на крючке у него над головой, и неожиданно покачнулся.
Проводник схватил его за руку.
— Вы сможете выйти, преподобный отец?
— Смогу.
Честити сидела на краю своего сиденья и с тревогой следила, как оба мужчины спускаются по двум ступенькам на платформу. Она затаила дыхание, когда проводник отпустил руку пастора. Тот, сильно хромая, пошел, и девушка опять задышала.
