Но пуля-дура вошла меж глаз
Ему на закате дня,
Успел он сказать в последний раз:
«Какое мне дело до всех до вас,
а вам до меня…»
Конечно, с пулей промеж глаз уже не пикнуть, но из-за этой песни он в то одиннадцатилетнее своё время три раза смотрел фильм на тему зоологического одиночества в мире капитала.
Бывший военный лётчик за большие бабки полетел снимать акул, которые отъели ему руку, и если бы не сын, которого он без охоты взял с собой, обратно бы отец не долетел — по рассказу, который один, и, кажется, единственный, английский соцреалист написал ещё до того, как изменил своему учителю Хемингуэю с Союзом писателей СССР. Поскольку всё взаимосвязано, не исключаю, что тот «Последний дюйм», продукция Ленфильма, и дал мне первый импульс для побега в мир, проданный британцем не за понюшку табака:
Простите солдату последний грех,
И, памяти не храня,
Не ставьте ему над могилой крест,
Какое мне дело до вас до всех,
А вам до меня…
По пути к машине Люсьен залез на барку, которая косо томилась на мощёной набережной. Рядом под деревом был щит с предупреждением «Privat Parking»[49]. Он бросил ключи от машины и попросил найти в багажнике «полароид».
Алексей прицелился в видоискатель. Глубокая и узкая, барка называлась «Esperanza»[50], что было золотыми привинченными буквами на алом, а корма украшена железными пентаграммами. Хоть в море сейчас, хоть в преисподнюю так стоял Люсьен, держась за руль.
Он сделал снимок.
10.
Сразу за Антверпеном навстречу поднял руку панк-ирокез.
— На хуй…
Но Люсьен остановил.
Ирокез неторопливо подходил в своих высоких шнурованных ботинках — в руке мешок, в глазах недобрая усмешка.
— В Амстердам, messieurs?[51]
Он влез к ним за спину, заставив сразу впасть в ожидание чего-то максимального — ствола в затылок? Алексей отмалчивался, передоверив хозяину машины счастье общения с ближним. По-английски: ирокез был made in Britain[52]. Утром его с полицией выставили из Голландии. Теперь он туда снова. Не может ли он, Алексей, закрыть окно со своей стороны? Алексей закрыл. Пепел с сигареты, которую Люсьен ему охотно выдал, ирокез стряхивал им на пол. Перед самой границей он велел остановить себя у забегаловки. Проветривая машину, они смотрели, как тип хрустит по гравию. Вместе со своим мешком ирокез исчез за дверью. Алексей посмотрел на сиденье. «Полароид» на месте, но всё равно:
— До Амстердама духа я не вынесу.
— Что ты предлагаешь?
— Он с кас![53]
Взгляд Люсьена сказал, что даже от русских с их коварством он не ожидал. Он вышел и отправился за ирокезом. Давно оквадратясь, как говорят в Париже, сохранял ещё обязательства к альтернативным братьям.
