Основы лингвокультурологии | страница 51



Для А. Вежбицкой наличие и даже преобладание пациентистских конструкций с дательным падежом субъекта – результат феноменологизма (субъективности, импрессионизма) русского языка. Для начала З. К. Тарланов приводит статистическую справку: «…В таком показательном для оценки ментальных представлений народа жанре словесной культуры, как пословица, на долю безличных («пациентивных») предложений приходится 15 % всех русских пословичных формул в записях XVII–XX вв. В то же время пословичные формулы, составленные по модели агентивных предложений, в два с лишним раза превышают количество первых» [Тарланов 1998: 68].

Далее З.К. Тарланов сравнивает исторический путь развития русского и английского безличного предложения и начинает с констатации того факта, что английский синтаксис, как и синтаксис других западноевропейских языков, беднее русского. В нем нет полных эквивалентов русским безличным предложениям, инфинитивным, номинативным, двусоставным несогласованным и др, З.К. Тарланов напоминает, что степень совершенства языка определяется мерой его способности точно соответствовать бесконечно сложному миру изображаемых и выражаемых им предметов, событий, признаков, понятий, представлений, а также субъективно оцениваемых модусов их проявлений, что языковые структуры не могут не быть скоординированными с изменчивым мировосприятием человека, с поступательным характером его познавательного опыта. Отсюда делается вывод, что более совершенен тот язык, который разные события выражает по-разному (Тарланов 1998: 70].

По мнению Тарланова, язык развивается в направлении все возрастающего объективирования заключенного в нем содержания. Специфическим и структурно существенным результатом действия тенденции к объективированию являются безличные предложения, получившие в русском языке широкое распространение. Английская конструкция безличного предложения тина («Холодно) It is cold или Меня тошнит (Iʼm sick) исторически отстает от русской, оставаясь ориентированной на архаическое языковое состояние, т. е. на субъективность. Она, продолжает Тарланов, лишена того объективирования, абсолютизации, обобщения, которые составляют синтаксическую суть и придают маневренность соответствующей русской [Тарланов 1998: 72].

О синтаксисе одного языка нельзя судить с точки зрения синтаксиса другого языка, не учитывая ни исторических процессов в языках, ни важнейших тенденций, обусловливающих языковые процессы. Чтобы характеризовать ментальные представления народов и их культурные традиции по языковым свидетельствам, следует синхронизировать соответствующие процессы в сопоставляемых языках. Преобладающее начало в русской культурной традиции – безграничная широта, делающая эти традиции открытой, лояльной, адаптируемой, протеистической по отношению к иноэтническим традициям. Об этом и свидетельствует типология русского предложения.