Час да по часу день проходит,
Солнце скрылось в этот час…
— Катерина! — обрадовался дед Антон. — Давай помолчи, парень, хорошую песню услышим.
Куда скрылся мой хороший,
С кем прощалась я вчерась!..
Низкий голос, ласковый и задушевный, легко и далеко проплывал над снежным полем:
Колокольчик его звонкий
Бьет уныло под дугой.
Возы свернули на пашню. Навстречу ехали другие — порожняком. Все поле пестрело кучками навоза. Бабы с вилами и руках подошли к прибывшим возам… Агроном что-то объяснял им, широко размахивая рукой.
Председатель Василий Степанович Суслов, засунув руки и карманы, стоял в стороне, на пригорке, и, прищурив глаза, вдумчиво и даже мечтательно глядел куда-то мимо людей, мимо поля. Он слегка вздрогнул, когда дед Антон, подойдя, окликнул его.
— Здорово, дед, здорово! — сказал он, подавая руку деду Антону и Ване. — Куда это бредешь?
— Да к тебе, Василий Степаныч… — Дед Антон смутился и нахмурился. — Беду делить…
— Что случилось?
Смуглое худощавое лицо председателя сразу стало напряженным, и небольшие, запавшие под широкими бровями глаза остро засветились.
— Да ничего нового не случилось, Василий Степаныч. Ну, да и старое не веселит… С телятами что-то не заладилось.
— А Маруся что?
— Да что ж, лечит она. А толку что-то мало. Молода еще, опыта нет. Черненькая телочка так и не встает. Не знаю, поднимет ли ее Рублиха. А сегодня гляжу — еще один бычок невеселый стоит…
— Петр Васильич был?
— Был.
— Ну, что же? Он хороший врач.
— Да, может, и хороший, но вот не ладят они с Рублихой, да и всё! Гордые оба, домовой их возьми! Он-то все про холодное воспитание толкует, а она слушать не хочет. И кто у них прав, кто виноват, я и сам не пойму. Его бы другой раз послушал, — да ведь и в книгах везде написано, как Петр Васильич говорит, и в районе нам то же самое объясняли. Ну, а вот что с Рублихой делать? Шатают они меня с Петром Васильичем в разные стороны, а дела-то вон как расклеиваются!..
— Эх, старик! — вздохнул председатель. — Слабоват ты перед ними. А знаешь, почему они тебя шатают?
Дед Антон с любопытством поглядел на него:
— Почему?
— Потому что ты сам свое дело нетвердо знаешь, вот почему! Потому что ты сам нетвердо уверен, надо телят на холод выносить или не надо. И думаешь: вроде надо, а вроде и страшно! Дело новое, рискованное. Потому они тебя и шатают: Петр Васильич знает, чего добивается, и Рублиха знает, а ты не знаешь. Вот это тебя и губит!
Дед Антон задумчиво потеребил седину на щеках.
