Масягин и Глаша поднялись наверх по скрипучей старой лестнице; полгода назад всходил по ней и Саша. В комнате с пианино топилась печь, и по стенам двигались полосы красноватых отсветов пламени. Масягину вспомнилась война:
— Вот так ходит по облакам зарево, когда горят деревни.
Сами зажгли лампу на высокой ножке, стоявшую в углу у софы.
В рамках на стене висели этюды обоих Саш: девушка в белом с букетом колокольчиков в руках. Глаша зажгла свечи у пианино и стала играть. От музыки стало хорошо на душе.
Потом сидели рядом и разговаривали. Когда Глаша поворачивала к Масягину лицо, он любовался легчайшими тенями, падающими от ресниц на щеки. И ему захотелось опять писать желание, которое он не ощущал уже несколько месяцев.
— Как вы думаете, он очень страдал, умирая? — спросила Глаша. — Я говорю, душевно.
— Если думал о вас — очень! — тихо ответил Масягин. — А так, умирая на поле, не страдают.
— Я думаю, что он думал обо мне! Ах, но вы же ничего не знаете!..
Масягин опустил глаза, не спрашивая.
Скоро снизу донеслось:
— Дети, к столу: двенадцатый час!
Сошли вниз. На круглом, уже накрытом столе стояло четыре прибора.
— Вы понимаете? — глаза у Глаши строгие.
— Конечно! — ответил Масягин. — С нами будет и Саша.
Глаша опять убегала наверх в свою комнату, чтобы соответственно приодеться к торжеству встречи. Масягин бродил у стен столовой, рассматривая картины. Все они были старые, потемневшие от времени.
— Чепуха! — сказал старик, подходя. — Всё это чепуха! Малевали крепостные живописцы… Предков моих изображали.
Прибежала Глаша. Она была теперь в светло-сером, серебристом платье, и от нее пахло духами — их новый для Масягина запах был очень силен в жарко натопленной комнате. Сели за стол. Старый слуга в сюртучке поверх косоворотки внес серебряное ведерко с бутылкой вина. Доктор смотрел на золотые часы, держа их в руках. Когда до двенадцати осталось три минута, он приказал слуге:
— Влас, действуй!
Пробка негромко хлопнула, вино было разлито в четыре стакана.
— Саша, мертвый Саша, с тобой первым! — тихо сказала девушка.
У нас в роду делать глупости из-за любви! — показал доктор глазами на один из портретов. — Вон тот пудреный, видите? Поручик Преображенского полка… Влюбился в императрицу Екатерину и застрелился…
И тоже протянул руку к бокалу мертвого Саши.
— До скорой встречи! — просто сказал он.
— Спи спокойно, милый друг! — это сказал Масягин.
Потом соединили бокалы живые:
— С Новым Годом, с новым счастьем!..
