— Ты что-то грустен, мой мальчик, я хотел бы знать причину этого.
Амедей болезненно вздрогнул, не пытаясь возражать, но ничего не ответил.
— Послушай, — сказал Дютертр, взяв его за руки — разве ты мне не сын? Разве твое сердце не должно быть открыто мне и разве не от меня зависит твое счастье?
— Дядюшка! Отец мой! — воскликнул молодой человек, сжимая руки господина Дютертра. — Я счастлив уже тем, что вы довольны мною, и хочу только одного — служить вам всю жизнь, вблизи, вдали, как вы захотите.
— Я хочу, чтобы это было вблизи, Амедей; я хочу, чтобы ты не расставался с моей семьей, если только она тебе не надоела.
Он ждал излияний, признаний. Амедей растрогался, у него выступили слезы умиления на глазах, но он ничего не сказал.
— Ну что же ты молчишь? Больше доверия, дитя мое! Ты сомневаешься в себе самом или во мне?
— Ни в себе, ни в вас, мой лучший друг. Но я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.
— О твоей печали. Ведь ты изменился, Амедей.
— Я чувствую себя хорошо, клянусь вам; а если я печален… Да, я признаюсь, что мной овладела печаль… И не могу открыть вам причину.
— Не можешь? — воскликнул Дютертр, удивленный твердостью ответа. — Между нами встало нечто непреодолимое. Значит, я в чем-то виноват перед тобой, Амедей? Значит, я недаром утратил твою привязанность?
— Ах, я ждал этого испытания, но оно ужасно! — с глубоким волнением произнес молодой человек. — Избавьте меня от него, дядюшка! Я люблю вас больше жизни. Я был бы последним эгоистом и неблагодарным человеком, если бы предпочел вам что бы то ни было или кого бы то ни было в этом мире. Вы для меня — первая любовь, лучший человек на свете, служить вам — мой первый долг, единственная цель и смысл моего существования. Боль, которую я испытываю, исходит не от вас. А если бы она исходила от вас, я бы ее чувствовал или благословлял бы ее!
— Так в чем же дело? Мне надо догадываться? Эвелина — кокетка, и в настоящий момент ты ревнуешь ее к господину Тьерре.
— К господину Тьерре? Я и не думал об этом, дядюшка. Я не знаю, кокетка она или нет. По-моему, она имеет право быть кем ей угодно. Я не влюблен в Эвелину.
Господин Дютертр улыбнулся:
— Посмотри-ка мне в лицо и повтори это еще раз. Ты не влюблен в Эвелину и никогда не был влюблен?
— Не более, чем если б она была мне сестрой. Посмотрите на меня как следует, дядюшка, и вы увидите, что я вас не обманываю.
— Как? Неужели деликатность, добродетель имеют над тобой такую власть, что могут задушить любовь в зародыше? Скажи, Амедей, предполагал ли ты когда-нибудь, что возможность стать моим зятем требует богатства?
