— Значит, пресса желает знать про инцидент на остановке.
— Желает, — согласилась я, грея руки о чашку.
Лизяев снова откашлялся и по военному доложил:
— Значит, так. Драка произошла на конечной остановке автобуса номер триста семнадцать, следующего из Москвы в Лесной городок, где мы с вами, Женя, живем.
Валерий Львович залился жарким румянцем и, сделав над собой заметное усилие, продолжал:
— Причиной поножовщины стал подряд на ремонт двухкомнатной квартиры в строящемся доме на улице Новая Жизнь, который гражданин Узбекистана Нурмангалиев перехватил у своего соотечественника Султанбекова. Итог поединка: один герой в медсанчасти с проникающим ранением в область печени, второй — в бегах.
— Вот это я понимаю, — восхитилась я. — Коротко и ясно, и все по существу. Читатели будут довольны.
— Я готовился, — скромно потупился Лизяев.
— Спасибо, Валерий Львович, я побежала в больницу, — поднялась я с места, залпом допивая чай.
— Можно просто Валера, — напрягся следователь, делая неловкое движение по направлению к своей чашке и опрокидывая ее на стол. И, окончательно смутившись, добавил: — Я тут подумал, Жень. Если что то понадобится. Обращайтесь ко мне запросто, без церемоний. Может, помощь какая. Или еще что. Я всегда. С радостью.
Теперь, когда он не готовился, слова выходили из него с трудом и звучали со скрипом, как колеса несмазанной телеги.
— Спасибо за предложение, непременно обращусь, — обнадежила я и, чтобы не смущать своим присутствием Лизяева, суетливо промокающего носовым платком пролитый на бумаги чай, направилась на выход.
Прикрыв за собой дверь, я горделиво приосанилась, подумав, что вот я и начинаю нарабатывать профессиональные связи в полиции. Теперь на повестке дня стояла медсанчасть, где залечивал раны потерпевший строитель. Нурмангалиев числился в отделении хирургии, расположенном на втором этаже главного корпуса. Он лежал в двухместном боксе, вторую койку в котором занимал вдумчивый шатен с газетой в руках. Вручив потерпевшему пакет с яблоками, за которыми заскочила в продуктовый магазин, я извлекла из сумки диктофон и приготовилась записывать все, что он захочет рассказать мне о своем ранении. Однако Нурмангалиев при виде диктофона заметно струсил и начал категорично отрицать, что на него напали.
— Я сам порезался, — натягивая до подбородка одеяло, точно надеясь за ним спрятаться, бормотал потерпевший. — Никто меня ножом не бил. Товарищ журналистка, так следователю и скажите, хорошо?
