— Господа! — попытался он воззвать к их разумам, если уж не к сердцам. — Да что же вы? Я заплачу!
— Уходите! Немедленно уходите! — кричал, тем не менее, старший.
— И мерзость эту с собой прихватите!
Младший взял палку наперевес и одним ее концом попытался ткнуть в ничего не понимавшего Линеара. Михаил Георгиевич одною рукой быстро прикрыл щенка, а другою перехватил направленную на прилавок палку. Хватка его — хватка врача, привыкшего твердо удерживать скальпель — оказалась настолько сильной, что младший, внезапно потеряв равновесие, вскрикнул, выпустил палку и едва не грохнулся на пол: от падения его удержал только сдвинувшийся с места и проскрежетавший по полу прилавок.
— Да что же это делается такое, а? — заорал в полный голос старший и вдруг, как будто опомнившись от чего-то, бросился к входной двери, распахнул ее, выхватил из белоснежного фартука свисток и дунул в него что есть силы.
И лавку, и улицу наполнила оглушительная трель.
Михаил Георгиевич подхватил сопротивлявшегося — где же еда? — Линеара и шагнул вперед: к двери. Старший попятился.
— А вот полиция сейчас явится… — зашипел он, но пятиться не перестал.
Для двоих дверь оказалась слишком уж узкой. Мелкими шажками пятившийся, но по-прежнему занимавший в ней место продавец не давал Михаилу Георгиевичу хода: возможно, он и в самом деле хотел, чтобы лично ему неприятного посетителя задержал подоспевший на зов городовой.
— Па-п-ра-шу! — потребовал Михаил Георгиевич.
И в этот момент городовой действительно явился. Вот только, едва продавец подвинулся, он вдруг сощурился — из лавки ярко светило, — а затем и вовсе отдал честь. Старший в недоумении обернулся на своего «врага».
Михаил Георгиевич кивнул узнавшему его городовому и вышел восвояси.
Именно теперь и следовало бы поступить единственно разумно: подняться в квартиру к Сушкину, объяснить ему всё как было и — навряд ли репортер отказал бы в такой необременительной просьбе — послать его за молоком. Но не таков был Михаил Георгиевич: единожды что-то забрав себе в голову, он следовал начертанному плану, стараясь не отступать от него ни на йоту. В каких-то условиях эта черта являлась сильнейшей его опорой, но она же была и его ахиллесовой пятой. Еще на факультете — в бытность Михаила Георгиевича студентом — о нем рассказывали анекдоты: один другого краше и причудливей. А однажды сам Алексей Алексеевич Троянов[16], зачем-то заглянувший на кафедру и увидевший молодого, сосредоточенно работавшего скальпелем, человека, резюмировал: «Ну, господа, я вам доложу!» Впрочем, о чем собирался доложить Алексей Алексеевич, осталось тайной. И пусть, как поговаривали злые языки, на первый взгляд, в таком резюме и вправду не было ничего хорошего, достоверно известно другое: Михаил Георгиевич быстро обрел репутацию прекрасного специалиста, а его решение поступить на службу в полицию многих попросту озадачило: от Михаила Георгиевича ожидали совсем другого!
