Я беру женщину за руку, щупаю пульс. Отвечаю:
— К лестнице, туда…
И знаете что, оставьте меня в покое, меня интересует пациентка, а ревнивые мужья — это не по моей части.
Я не успела договорить, а он уже отпрыгнул назад, как кролик. Слышно, как он стремительно идет по коридору, приближается к дверям, выходит на лестницу… Я продолжаю прислушиваться: невозможно понять, пошел он по лестнице вверх или вниз.
А вся эта история с ружьем, я что, ее придумала?
Шаги по бетонным ступенькам резонируют, как в соборе. Камиль хватается за перила, бегом спускается по нескольким ступеням. И останавливается.
Нет, он бы не спускался, а поднимался.
Он поворачивается, начинает подниматься. Нет, это не обычные ступеньки, каждая на полсантиметра выше чем полагается: поднялся на десять ступенек и уже устал, а прошел двадцать, и сил уже никаких.
На этаж он поднимается запыхавшись, останавливается. На его месте я бы поднялся еще на этаж? Да? Нет? Собирается с мыслями: нет, я бы вышел с лестницы тут, на этой площадке. В коридоре Камиль натыкается на врача, который сразу начинает на него орать:
— И что это все значит?
Камилю хватает одного взгляда: выглаженный халат (еще видны складки), совершенно седые волосы, возраст определить невозможно… Врач останавливается, не вынимая рук из карманов, он не может прийти в себя от появления перед ним этого типа, который еле стоит на месте от возбуждения.
— Вы кого-нибудь встретили? — кричит Камиль.
Врач глубоко вздыхает, собирается с силами, чтобы достойно ответить.
— Человека какого-нибудь видели, черт возьми? — орет Камиль. — Вы кого-нибудь встретили?
Камилю не требуется ответа, он оборачивается, распахивает дверь с такой силой, будто хочет ее сорвать с петель, снова бежит по лестнице, потом оказывается в коридоре: сначала направо, потом налево, он задыхается, нигде никого… Камиль возвращается, снова бежит, что-то (может быть, усталость) говорит ему, что он идет неверным путем, а как только вы говорите себе такое, бежать вы начинаете медленнее. Впрочем, быстрее уже невозможно: вот Камиль в конце коридора, он заворачивает под прямым углом, упирается в стену с двухметровым электрошкафом, испещренным однозначными символами: «Смертельно опасно». Спасибо, разъяснили.
Высокое искусство состоит в том, чтобы выйти, где вошел.
Это самое трудное, необходимы сила, концентрация, внимательность, прозорливость — такой набор достоинств редко встречается у одного человека. Почти то же самое с вооруженными нападениями: к концу всегда возникает опасность, что все летит к черту. Начинаешь с мирными намерениями, но тебе не подчиняются, и если ты теряешь спокойствие, то принимаешься поливать толпу из двенадцатого калибра, и за тобой остается настоящее побоище, и все из-за того, что не хватило хладнокровия.
