Меня тем не менее волновала. Но, несмотря на волнения, я заснул.
Мне приснился сон, но не о разлетающихся от взрыва телах. И не об охваченных огнем монахинях, бегущих сквозь снежную ночь.
В моем сне я спал, а потом проснулся, чтобы увидеть бодэча, стоящего у изножия моей кровати. Этот приснившийся мне бодэч, в отличие от тех, что я видел в реальном мире, сверлил меня яростным взором, а глаза его поблескивали отраженным светом от лампы, горящей в ванной.
Как обычно, я притворился, что не вижу чудовища. Наблюдал за ним, чуть разлепив веки.
Когда бодэч двинулся, он изменился, как это часто случается с вещами, существами или людьми во снах, и из бодэча превратился в хмурого русского, Родиона Романовича, еще одного гостя, который в настоящее время жил в монастыре.
Бу тоже нашлось место в моем сне. Он стоял на кровати, оскалив зубы, смотрел на незваного гостя, но не лаял.
Романович обошел кровать, направляясь к тумбочке.
Бу прыгнул с кровати на стену, словно кот, и полез наверх, отрицая гравитацию, по-прежнему глядя на русского.
Интересно.
Романович взял рамку, которая стояла на тумбочке рядом с часами.
В рамке, под стеклом, была маленькая карточка из ярмарочной машины, предсказывающей будущее, которая называлась «Мумия цыганки». На карточке написано: «ВАМ СУЖДЕНО НАВЕКИ БЫТЬ ВМЕСТЕ».
В моей первой рукописи я подробно описал историю этой карточки, которая для меня священна. Достаточно сказать, что Сторми Ллевеллин и я получили ее после первой же монетки, скормленной машине, после того как один парень и его невеста, стоявшие в очереди перед нами, на все свои восемь четвертаков получили только плохие новости.
Поскольку «Мумия цыганки» недостаточно точно предсказывала события в этом мире (Сторми умерла, и я теперь один), я знаю, что означает надпись на карточке: мы будем навеки вместе в следующем мире. И это обещание для меня важнее еды, важнее воздуха.
Хотя света из ванной не хватало, чтобы Романович мог прочитать надпись на карточке, заключенной в рамку, он ее все равно прочитал, потому что, будучи русским из сна, мог делать все, что ему заблагорассудится, точно так же, как лошади из сна могут летать, а пауки — откусывать головы младенцам.
Шепотом, с акцентом, он произнес эти слова вслух:
— Вам суждено навеки быть вместе.
Напыщенным, но мелодичным голосом, будто у поэта, и эти пять слов прозвучали, словно стихотворная строка.
Я увидел Сторми, какой она была в тот вечер на ярмарке, и дальше сон пошел про нее, про нас, про наше общее прошлое.
