Ведь, в конце концов, в замужестве с Михаилом были бы не только обязанности, но и масса приятностей и возможностей, одна из которых — мир посмотреть. Впрочем, разве дело в странах мира! Профессия у нее какая… Разве зря она училась? Ведь она — корреспондент главного информационного агентства страны, и зарубежные командировки — это часть ее работы. Правда, пока есть некоторые нюансы… Короче, дело не в загранице вовсе, которую мог бы показать ей Михаил.
А дело в том, что в двадцать лет она бы помчалась за ним, сломя голову. А вот почти в тридцать… Потому что аналитический ум взрослой женщины подсказывал, что не может человек: мужчина или женщина, неважно — долго играть не свою роль. Отсюда многие конфликты и разлады, печали и разводы.
И она не была уверена, что СЛУЖИТЬ Михаилу — это именно ее роль. А значит… Значит, их брак был бы обречен. Лучше бы было ей этого не понимать — и в омут с головой! Но, ведь, понимает. И поэтому — нельзя. Поэтому — не разрешает себе думать об этом даже.
И, уж если честно, как на духу признаться, она и сама была бы не прочь, чтобы ей тоже кто-нибудь послужил… А еще ее пугало одно обстоятельство. Она считала, что до аристократичного Михаила ей всё время надо будет тянуться «на цыпочках»: и в музыкальном образовании, и в манерах, и в эмоциях, постоянно контролируя себя и помня о «сохе».
А еще она вспоминала красивую историю о крепостной девочке Божемиле. Только сейчас эта история представлялась несколько в ином ракурсе. Она вспоминала почему-то еще и о той женщине, которая была женой князя-генерала. И не могла не думать, что же должна была чувствовать она, когда ее муженек привез пятнадцатилетнюю красотку, родившую ему наследника? Неужели радоваться? Или грустить о том, что успела родить только двух дочерей? Князь, ведь, прожил долгую жизнь, а вот княгиня умерла через десять лет после той истории. Кто знает, что подтачивало ее изнутри — обида, ревность?
Вот так значит: люби, служи верой и правдой, роди деток, а потом через энное число лет тебе дадут отставку и объявят об юной красотке. Может, у них в роду к этому тоже генная предрасположенность?
И в то ж время, рассуждая так, она ревновала своего Мишеля (своего, да, своего!), когда представляла очередь из гипотетических поклонниц, которая заканчивается вон за тем углом… Она помнила всё: каждый жест, взгляд, комплимент, каламбур, относящиеся к ней. Его мужскую тактичность…
А, ведь, действительно, как он себя правильно повел. Они встретились первый раз на интервью, потом была пара телефонных звонков из турне по стране, что он ее помнит. Потом музыкант пришел к ним в гости, а она — к нему в гостиницу. Один день для узнавания и знакомства. Как мало! У них, ведь, не было конфетно-букетного периода, чтобы получше узнать друг друга. Притом, что Мишель был в восторге от нее, но был так деликатен, опасаясь сделать что-то не так или поспешить. Куда до него все этим ловеласам или наглым самцам, которые считают себя мужчинами! Впрочем,
