— Будущее есть всегда. Вопрос — какое… Не грусти, красавица. Пожалуйста.
И он нежно стал осыпать поцелуями ее лицо.
— Тебе бы не мешало чуть подышать свежим воздухом, — сказала она, глядя на бледный вид Михаила. — Там морозно, но немножко погулять можно.
— Я непротив, а потом?
— Тебе надо поспать. Ты всё время зеваешь, — ласково сказала Лариса.
— Ерунда, это от таблеток, — сказал музыкант и пошел бриться.
Лариса начала складывать вещи музыканта в чемодан.
— А куда после прогулки? — спросил он, вернувшись из ванной. — Я не хочу тебя отпускать.
— Можно в «Зарядье», — предложила Лариса. — Там фильм хороший идет.
— Ты его уже смотрела?
— Нет, — опять «во благо» соврала женщина, — просто коллега-журналист…
— А коллега-журналист был мужчина? — чуть ревниво перебил Ларису Михаил.
Она засмеялась.
— Ты не дал мне договорить, Мишель. Во-первых, коллега была женщиной, вкусу которой я могу доверять. А, во-вторых, коллеги-журналисты меня никогда не интересовали, и поэтому для тебя не опасны.
— Как же это так? — удивился Михаил.
— Просто мужиков-журналистов я на пушечный выстрел не переношу. Я воспринимаю их лишь как соперников-конкурентов по работе. С той точки зрения, на которую намекнул ты, они мне, вообще, неинтересны. Потому что все они — жуткие пропойцы, бабники и трепачи.
— Так уж все пропойцы? — недоверчиво переспросил Михаил.
— Я знаю только две стадии, — усмехнулась Лариса. — Первая: когда эту пагубную страсть им еще как-то удается скрывать. И вторая: когда любовь к Бахусу всем очевидна.
— И они постоянно пребывают в таком состоянии? — всё больше изумлялся Михаил.
— Постоянно. Это, вообще, их естественное состояние, — спокойно, со знанием дела ответила Лариса.
— Так как же они творят? Это, ведь, умственная работа.
— Ты знаешь, — искренне призналась Лариса, — вот эту загадку мне до сих пор не удалось разгадать, хотя я не первый год в журналистике.
И женщина рассмеялась.
— А как насчет иностранных корреспондентов? — гнул свою линию Михаил.
— Ой, — Лариса махнула рукой. — Еще хуже. Тот же джентльменский набор, что и у наших. Только добавь сюда еще снобизму немеренно. Как же — иностранцы…
— Ты меня успокоила, Лорик. Чувствую, что мои акции непьющего пианиста среди пропойц-журналистов возрастают. Хотя, — и тут Михаил усмехнулся, — непьющий музыкант, в некотором роде, тоже нонсенс…
— Никаких нонсенсов, потому что ты, Мишель, вне всяких акций. Ты — единственный, уникальный экземпляр.
Она взяла его за руку.
