Мужчина скривился.
— И эту гадость я должен пить вместо… вина любви.
Михаил залпом выпил пенящуюся жидкость и попытался продекламировать: «Любви волшебной вино…» Но запнулся, память не слушалась его.
— Лорик, ты помнишь, как там у Петра Лещенко поется в романсе…
— Не помню, ходячая ты моя энциклопедия, — сказала Лариса, точнее, лежачая…
— А ты вспомни, — требовательно и капризно сказал мужчина.
Ларисе пришлось сделать усилие над собой.
Но романс этот ей нравился. Поэтому, когда в голове зазвучала мелодия, вспомнились и слова:
Любви волшебной вино
На радость людям дано.
Огнём пылает в крови
Вино любви…
— Вот, вот, — обрадовался Михаил. — Именно это я имел в виду. А ты извини меня, Лорик, что я не соответствую, раскис… Но ты не думай, я — герой… В любви — я герой. И докажу. Сейчас…
И тут Михаил как-то жалко улыбнулся и сделал жест рукой, похожий на тот, что персонаж Юрия Никулина сделал в кинофильме «Бриллиантовая рука», перед тем, как вырубиться, когда его застукали с красоткой в гостиничном номере.
После жеста, долженствовавшего обозначать, что «он не такой, а, всё же, хороший», Михаил тихонько захрапел.
Лариса вдруг почувствовала, что ей стало очень холодно. Она встала с ковра и подошла к большому окну и прежде, чем задернуть тяжелые шторы, бросила взгляд на спящую Красную площадь и стены Кремля, отмечая про себя непривычный ракурс, который возникал благодаря ее присутствию в номере гостиницы «Россия».
«Надо запомнить этот вид из окна», — подумала женщина и машинально глянула на комнатный термометр, висевший на стене. Градусник показывал плюс восемнадцать.
— Да, не густо для московских морозов, — проговорила она вслух, поеживаясь в кардигане из тонкой шерсти и направляясь к тахте.
По ходу Лариса выключила общий свет и включила торшер.
Гостья быстро сложила вдвое большое покрывало, устраиваясь под ним, и положила еще себе под голову небольшую подушечку в шелковой наволочке.
Розовый шелк сразу обдал шею холодком, она подогнула под себя коленки, чтобы было теплее. Затем перевела взгляд на спящего рядом с тахтой на полу Михаила и… зажала себе рот обеими руками, чтобы не завыть от своей бабьей тупости.
Лариса быстро трезвела. И спать ей совсем не хотелось. «Что это Мишель такое странное сказал, что, мол, завтра он всё забудет? — с тревогой подумала женщина. — Да и какое завтра? Уже давно сегодня…»
Она посмотрела на гостиничный будильник, который показывал без пяти минут четыре. И вспомнила, что пришли они в номер после ресторана в половине одиннадцатого. И как всё здорово начиналось…
