— Вредина, я говорю серьезно, — и она легонько стукнула его по плечу. — Это просто невыносимо, прекрати.
— А так? — Михаил взлохматил свою шевелюру, прикрыл один глаз рукою, из-за всех сил выпятив другой, — похож я на Циклопа из «Седьмого путешествия Синдбада»?
— Да, прекрати же, — Лариса плюхнулась на спину и залилась в беззвучном смехе.
В этот момент в дверь номера постучали, и раздался мужской голос: «Получите заказ».
— Очень кстати, — обрадовался Михаил.
Лариса «ойкнув», скрылась в ванной.
Пристально осмотрев себя в зеркале и оставшись довольна собой, она с восхищением подумала: «Ну, и выдержка у мужика. И тут же сама себя одернула: ну, какой же он мужик, он — денди. Настоящий мужчина. И тут ее осенило: а ведь он… он и есть тот самый принц на белом коне, о котором мечтают женщины, да еще каких-то там дворянских кровей. Мечтают многие, но… Как же ей крупно подфартило! Завидуйте, бабоньки».
Михаил быстро направился к двери, и вежливый официант вкатил столик, на котором была большая ваза с фруктами, шампанское и пирожные.
Гостья осторожно выглянула из ванной.
— Выходи, красавица, мы одни. Заказ для римских патрициев прибыл…
— А римские патриции ходили в джинсах? — усмехнулась Лариса, входя в комнату.
И тут же внутренний голос шепнул ей: «Как-то не совсем изящно брякнула, девонька, для такого эстета и торжественности момента. Если бы не пила столько коньяка, такое бы с твоих губ не сорвалось».
— Это легко поправимо, — радостно улыбнулся Михаил, нежно на секунду обняв Ларису, проходя мимо нее в ванную комнату.
Там он быстро скинул с себя «левисы», оставаясь в красивых мужских плавках, взял большое белое махровое полотенце и обмотал его вокруг себя, оставив обнаженным одно плечо. Затем взял обруч из слоновой кости и водрузил себе его на голову, приподняв кудри над беломраморным челом. Этим обручем он всегда пользовался, когда ему предстояла домашняя разминка за фортепиано.
Мужчина вышел из ванной с нарочито горделиво поднятой головой и молча прошествовал мимо обомлевший Ларисы, лишь тряхнув своими умопомрачительными кудрями.
Михаил взял блюдо с фруктами со столика на колесиках и легким, небрежным жестом переставил его на тахту. Затем молча возлег на ложе, очень эстетично при этом подогнув одну ногу под себя. Выбрав самую красивую гроздь винограда, музыкант театрально поднял руку вверх, как бы приветствуя даму и одновременно приглашая ее к трапезе, и, наконец, зычным голосом произнес: «Мы — римляне… Мы требуем любви и почитанья».
