Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко | страница 52
Поэтому я был за то, чтобы покончить с диктатурой в Ираке — не потому, что она зарабатывала на нефти, а потому, что уничтожала людей.
— Но что отвечать пацифистам, которые говорят, что самое главное мир, потому что война это всегда смерть?
— Пацифисты как с луны свалились, они не понимают, что, не будь мощного сопротивления диктатуре, фашизму, коммунизму, пацифизма бы не существовало. Что это такое: пацифизм? Я не слыхал, чтобы пацифисты громко протестовали против того, что в мракобесных арабских странах забивают камнями женщину, которая переспала с любовником. Максимум, что-то тихонько вякнут — не больше того. Обрушиваются с криком на демократические правительства, но не трогают настоящие, жесткие диктатуры. Вот какие они, пацифисты. Во всем, что ни делают, по сути, заложено пренебрежение к человеческой жизни.
— Значит, человек имеет право убивать, если защищает свою жизнь и жизнь своих близких?
— Это всё теоретические рассуждения. Каждый человек защищается, каждый хочет жить… Как не защищаться, если тебя хотят убить?
— Вы когда-то сказали нам очень важную вещь: в гетто стреляли не обязательно для того, чтобы убить. Иногда только чтобы напугать.
— Да, но в конечном счете убивать приходилось — недаром для этого выбирали не ангелов, а бандитов. Цель была, в частности, такая: чтобы другие бандиты испугались и поумерили свой пыл.
— Какое у вас было оружие? Из чего вы сами стреляли? Из пистолета или…
— По-разному бывало. Когда-то у меня даже был ППШ.
Тогда было много вроде бы «специалистов»… Антек[73], например, впервые выстрелил из противотанкового ружья во время Варшавского восстания. Он не знал, что нужно открыть рот, и сразу оглох, и потом всю жизнь был глухим на одно ухо. Вот вам прирожденный стрелок…
Да ну, вы глупые, вам этого не понять.
— Мы даже не знаем, как выглядит противотанковое ружье и как из него стреляют.
— Оно тяжелое, носили его вдвоем. А вам нужно пройти начальный курс обучения.
— Нам уже не нужно, но мы хотим, чтобы люди знали.
— Да, вам уже ничего не поможет.
Мне очень трудно сказать про Марека: БЫЛ.
Нам очень его не хватает — его мудрости, исключительно справедливых суждений, снисходительности, тепла, — но я верю, что его слова, его поступки накрепко запали в память и, к счастью, останутся с нами навсегда.
Познакомились мы с ним, если не ошибаюсь, в 1980 году, во времена «Солидарности», когда Лех Валенса создал Фонд здоровья «Солидарности», куда вошли известные врачи — Марек Эдельман, Зося Куратовская, Анджей Щеклик (а я была секретарем Фонда).