Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко | страница 29



Немцы подожгли этот дом, и все сразу стало рушиться. Не помню точно — кажется, Клепфиша даже не снесли вниз… А докопаться не было возможности: как только дом загорелся, посыпались кирпичи, гора обломков доставала до третьего этажа. Но может быть, кто-то все же успел снести его на первый этаж?


— Все эти дома были сожжены?

— Да. Немцы начали поджигать гетто именно с нашего участка, потому что не могли с нами справиться. Когда взорвалась наша мина… Ой, у вас магнитофон барахлит. Журналисты, а перо в руке держать не умеете, и все у вас ломается.


— В саду китайского посольства до сих пор такие бугорки…

— Да, весь Муранов стоит на развалинах. Пойдите в кинотеатр «Муранов» — вход в него намного ниже соседних домов. Развалины не вывезли из Варшавы, только слегка утрамбовали и сверху поставили новые дома, целый район.


— Даже сейчас, когда уже все знаешь, смотришь и думаешь, как же это страшно: был живой город, а превратился в море развалин. А уж каково было тогда… правда?

— Я на такие «вздохи» и не знаю, что ответить. Если живешь, то приспосабливаешься к тому, что вокруг тебя. Не скажу, что эти развалины рвали душу. Идти по тропке среди кирпичей было очень неудобно… Да, ужасно, но ничего душераздирающего. Человек был счастлив, если выбирался на ровную дорогу.


— Это фактически кладбище.

— Да. Когда строили банк на углу Дюбуа и Заменгофа и стали рыть котлован под фундамент, приходилось то и дело прерывать работу, потому что экскаватор вместе с обломками и землей зачерпывал человеческие кости. Не знаю, что с ними делали, отделяли или нет.

Однажды я шел по Муранову с какой-то западной телевизионной группой. Один из телевизионщиков говорил по-польски и спросил у случайной молодой пары, как им живется тут, на кладбище. Парень ответил, что ничего не знает. Но девушка призналась: «Мне по ночам страшно». Как-то я зашел к знакомой журналистке — погреться, было ужасно холодно. Гляжу, а у нее на полке фигурки евреев с бородами, в лисьих шапках, — кажется, такие продают под Краковом на ярмарках. Я спросил, откуда они у нее, и она сказала, что боится здешних духов и по ночам, когда ей страшно, смотрит на этих евреев: раз они тут стоят, значит, живы… Ладно, это не важно. Все-таки некоторые понимают, что живут на кладбище, и им страшно.

Хотя с виду Муранов ничем не отличается от других новых районов. По всей Европе спальные районы выглядят одинаково. Люди, у которых нет средств жить во дворцах, живут в стандартных домах. Возможно, ванные в Париже по качеству лучше, чем в Бухаресте, но снаружи все выглядит одинаково.