— Но вы воспринимали каждую такую смерть как свое поражение?
— Что значит «свое поражение»? Мой профессор говорил, что к смерти нужно привыкнуть, потому что каждый человек должен когда-нибудь умереть, а медицина не всемогуща. Так что нужно было только — как сейчас говорят — обеспечить людям достойное умирание.
— Вас трижды выгоняли из разных больниц…
— Ну и что с того?
— Каждому требуется в жизни своя точка отсчета, свой идеал. Хорошо, пускай не Бог — может ли быть таким идеалом какой-нибудь великий человек? Какой-нибудь авторитет? Говоря сегодняшним языком — идол?
— У каждого есть свой идол. Моими идолами были те, кто в 1939 году организовывали schutzbund[16] — такие отряды самообороны — и боролись с фашизмом. Для кого-то другого идол — Папа Римский. У каждого свои идеалы, в которые он верит.
Я верю в мудрый социализм. В детстве для меня не было ничего лучше. Мама мне говорила: «Поедем со мной в Вену, увидишь социализм». Она поехала, а я, идиот, нет. Вот и все.
— Что для вас, бундовцев, было самым важным?
— Бунд не был ни большой политической, ни — впоследствии — военной силой, он был моральной силой. Нравственные ценности притягивали к Бунду десятки тысяч людей. Перед войной большинство еврейских мандатов в Варшавском городском совете было у бундовцев — это кое-что значит. Это значит, что вроде бы религиозные евреи голосовали не за религиозные партии, а за то, чтобы человек человеку был друг. Именно это провозглашал Бунд.
— Что сейчас осталось от этого социализма?
— Я необъективен, но на самом деле идеология Бунда победила. Победила хотя бы главная его идея: дружба и защита слабых, — выразившаяся в требовании культурно-политической автономии для меньшинства. Все говорили, что это невыполнимо. До войны культурно-политическая автономия нигде не функционировала. Разумеется, умные люди не сомневались в ее необходимости — просто негоже было пренебрегать слабыми, а тем более преследовать их и убивать. Для социалистов слабый был сильнейшим.
Потом была война. Гитлер уничтожил Бунд.
Но сегодня культурно-политическая автономия в Европе существует. Пример — такой взрывоопасный регион, как Испания. Каталония — самостоятельная страна, со своими законами, своим языком. У басков самая большая культурно-политическая автономия в Европе, и никто не собирается ее у них отбирать, хотя эта гнусная ЭТА[17] все время мутит воду. Сейчас в Европе сложные проблемы решаются путем переговоров, а не с позиции силы. Это колоссальное достижение, к которому Бунд приложил руку. Хоть в Европе он и был маргинальной партией, но обладал моральной силой.
