Мы все обожаем мсье Вольтера | страница 63



Старик ди Романо знал жизнь. Любовь Жоэля и его милосердное сострадание разрывали эту душу в клочья.

— Я верю Доменико. В мире духовной свободы нет ничего, что было бы предопределено, нет ничего, чего нельзя было бы избежать. Я понимаю бремена твои. В роскошных гостиных, среди лощенных людей, в изысканных одеяниях и дорогих экипажах я часто видел несчастные глаза, отчаявшиеся души, живых мертвецов. Законы бытия неизменны — что пользы человеку приобрести весь мир, а душе своей повредить? Ведь ты понял это ещё тогда… Но любое, самое смертельное увечье души врачуется, ибо не хочет Господь смерти, но обращения грешного. Я люблю тебя, Камиль, пусть Доменико прав, но…

Камиль слушал молча, в оглушенном беззвучии, в котором тонули мулыкание пригревшегося у ног аббата кота, тихий мерный стук часов и потрескивание дров в камине. Сердце Камиля де Сериза вдруг на мгновение смягчилось, глаза погасли и увлажнились. Он расслышал де Сен-Северена, несколько сеунд молчал, потом покачал головой, глядя в пол.

— Ты… многого не знаешь обо мне.

— Надеюсь…ты не обгладываешь скелеты изнасилованных тобой девиц?

Аббат бросил эту фразу бездумно, походя, он не подозревал Камиля де Сериза в гибели Розалин, уверив себя в его невиновности. Бледность разлилась по небритым щекам Камиля, однако, глядя перед собой невидящими глазами, он спокойно, даже с легкой улыбкой, проронил:

— Нет, это пустяки. Пиры Тримальхиона… трапезы Лукулла. Разве я похож на каннибала?

— Мне трудно сказать, на кого ты похож…

У Камиля, как заметил Жоэль, снова изменилось настроение. Минутная слабость прошла, Камиль был снова зол и исполнен ненависти. Глаза его начали светиться, как болотные огни.

— Если ты подлинно ждёшь от меня сентиментальных слёзных покаяний, — не дождёшься. Я исхожу из отсутствия в мире заповедей, определяющих моё поведение. Я хозяин жизни и ставлю грандиозную мистерию о торжестве своих стремлений, слежу за логикой триумфального развития страсти, сметающей всё на своем пути. Это и есть моя истинная вера. Самые бешеные вожделения плоти, и самое грязное распутство порождаются одной только жаждой любви… И именно там обретается подлинное наслаждение. Но тебе этого никогда не понять.

Жоэль сильно сомневался, что ему стоит выслушивать эти софизмы, слышанные уже стократно, набившие оскомину и ставшие банальностями, несмотря на то, что их носители считали себя людьми оригинальными и ни на кого не похожими. Почему все эти распутники, с удивлением подумал он, непоколебимо уверены, что обогащены каким-то особым опытом, пусть животным и всем доступным, но почему-то принимаемым ими за неповторимый и глубокий? Жоэль иногда встречал на высотах духа людей поразительной силы ума и мудрости запредельной, но среди развращенных и чувственных ему даже здравомыслящие не попадались. Либо мощь большого ума расплавит похоть, либо похоть подточит, как ржа, самый сильный ум, разъест его смрадной плесенью и превратит в ничто.