— Простите мне, Люсиль, это недоумение. Но… вы девственны?
— Да, и это будет мой дар тебе, Жоэль. Ты поймешь силу моей любви.
— Но каким образом вы, дорогая, сумеете выкрутиться в пятницу?
— Это моя забота. Но пойдем же скорее, веди меня…
Глаза аббата замерцали. «Подделанной девственностью», «sophisticatio Virginum», девицы часто пытались возместить, что было потеряно, когда «цвет юности был сорван слишком рано». Многие хотели остаться девушками, несмотря на все бури галантной жизни. Вопреки пословице: «Все можно купить за деньги, кроме девственности», ничто так легко сегодня не покупалось. Из исповедей аббат знал и о средствах, что «могли превратить последнюю шлюху в ангела». Его исповедник, врач Ален Жерико, как-то удовлетворил его любопытство, перечислив ряд подобных стягивающих средств: квасцы, отвар желудей, миртовая вода, кипарисовые орехи, но самым надежным Ален назвал операцию, признавшись, что зарабатывает на многих распутных девицах высшего света тысячи ливров в год. Некоторые были готовы платить и не один раз…
Аббат почувствовал гадливое омерзение к хладнокровной бестии. Этот «цвет юности» он срывать не собирался, полагая, что место подобному — в выгребной яме. При этом Жоэль был, как незаслуженной оплеухой, оскорблен непонятной уверенностью девицы в том, что его целибат — не более, чем фикция. Из её слов это выходило как естественное следствие, что окончательно заставило Жоэля понять, что перед ним — вовсе не девица. В ней не было ни малейшего сомнения в его блудливости, ни девичьих колебаний, ни стыдливости. Аббат знал, что целибат священен не для всех представителей духовного сословия, но все же большинство, и несомненное, блюли обеты, и только новоявленные вольтерьянцы полагали, что Il ne faut qu'une brebis galeuse pour infester un troupeau — паршивая овца все стадо портит. При этом, наличие в числе обожателей Вольтера прогнивших сифилитиков с провалившимися носами никоим образом, по их мнению, не предполагало, что вольтерьянство по сути своей сифилитично.
Аббат же не любил двойной морали.
Сейчас он почувствовал, что им овладевает холодное бешенство, хоть в глубине души и оправдывал себя, считая его проявлением гнева праведного, но сдержался. Не проповедовать же этой потаскухе моральные истины и христианские доктрины? Она давно через них перешагнула. Чего бисер-то зря рассыпать? И все же даже тех, кто познал сокровенную суть вещей, поведение женщин ставит в тупик. Аббат искренне изумлялся. Ну почему эта мерзавка, занимая высокое положение, в блеске достоинства и величия, по собственной охоте рада окунуться в грязь порока, силы небесные?
