— Тссс! — змеёй прошипела в ответ донна Леркари. — Положим, что так и было, да поди докажи…
Тем временем с кладбища в дом Одескальчи вернулись Катарина, Елена и Джованна. Катарина сняла с плеч тёмную шаль, положила её на спинку кресла и с тревогой посмотрела на Джованну. Та была бледна, её знобило. Она протянула к огню камина трясущиеся руки и сидела, низко опустив голову. Елена, молча переглянувшись с Катариной, позвонила служанке и попросила принести немного вина и фруктов.
— Ты не должна так убиваться, Джованна. Еще ведь ничего не решено, — Катарина была в отдаленном родстве с подругой, знала ее с детства, но сейчас не понимала ее огорчения.
Джованна подняла голову.
— Как мог крестный сказать такое? Он любил меня! А теперь мне говорят, что он хотел, чтобы я вышла замуж за этого мерзавца. Может ли это быть?
— Ну, почему мерзавца? — Катарина погладила подругу по плечу, — я не слышала о нём ничего дурного.
— Ты не видела его лицо? Страшное, застывшее, безжизненное. Восковая кукла!
Служанка внесла поднос, Катарина налила подруге вина.
— Ты не права, — мягко возразила она, протягивая Джованне бокал, — он красив, у него мужественное лицо. А что он не улыбался — ну, ведь на похоронах смех неуместен.
— Он лицемер. Он ненавидел крестного, никогда не появлялся в доме, вел предосудительный и разнузданный образ жизни! А теперь еще и изображает скорбь! Плач наследника — замаскированный смех, кто этого не знает? — Джованна была мрачна и насуплена.
— Он не плакал и не смеялся, но вёл себя безупречно, сдержанно и скромно, — вступилась Елена. — Не забывай, он унаследовал огромное состояние. Если он женится на тебе, ты не будешь знать нужды.
— Я предпочту ходить в рубище, но не выйду за него. — Джованна покачала головой. — Никогда. Крестный рассказывал мне о нем — он кутила, лжец, лицемер!
Елена пожала хрупкими плечами. Ее лоб, белый, как лунийский мрамор, чуть затемнили упавшие пряди светлых волос. Она подняла глаза на подругу.
— Мне не хотелось бы дурно говорить об умершем, Джованна, но мой дядя Вирджилио не раз повторял, что в свете аскетов не встречал, и утверждал, что мессир Джанпаоло часто ссорился с отцом из-за своих кутежей. А тетя… — она опустила глаза, — мессир Джанпаоло был ее любовником.
— Это клевета! Как ты можешь так говорить?
Елена развела руками. Она прекрасно знала, что это не клевета, но спорить не стала.
— Ты же хулишь господина Джустиниани только потому, что слышала о нём что-то дурное. Я же тебе пытаюсь объяснить, что дурно в свете могут сказать о ком угодно. О мессире Джанпаоло тоже многие чего только не говорили…
