Сыновей у Маши пятеро. Двое уехали в Москву, в Мытищи, а она живет с младшим. Он работает на стройке, а жена у него — в магазине уборщица. Внуки у Маши все ходят в школу, кроме Гагашки — «мала еще».
А вертеть глазами, так не мала!
У нее две косички в разные стороны, как ручки у чашки.
Однажды спрашиваю:
— Маша, ты здесь в воскресенье будешь? Я хочу, чтоб ты мне новую сказку сказала.
— Давай сейчас.
— Диктофона нет.
— Диктофона, — с радостным энтузиазмом повторяет Гагашка, а Маша отвечает:
— В воскресенье нас не будет — тут схэнды бесятся.
Какие «схэнды»? Что за суеверие? Кто они такие? Цыганские орки? Я не понимаю:
— Схэнды, по-вашему, это вроде чертей?
— Хуже еще! Отморозки это. День рождения Гитлера отмечают, а ведь Гитлер сколько человек зарезал!..
— Это же скинхеды!
— Я и говорю — скинхеды, скинхеды. Они и русских бьют, если мальчик темненький. А Гитлер, зверюга, у них главный вождь! В Питере — не слышал? — таджичку убили, в Воронеже — негра, в Москве — журналиста…
— Жжюрррналиста! — куражится Гагашка.
Я поправляю: «Не жюрррналиста, а журналиста!», но девчонка знать ничего не хочет:
— Жжюрррналиста! Диктофона!
Довольная — в глум!
Так мы и виделись — весну и лето, а потом я уехал из Иванова в Питер, а когда вернулся через полгода — никого не встретил! Один раз не встретил, другой раз не встретил… Вижу — мамаши с колясками ездят.
— Извините, вы не видели цыганку с ребенком?
— Нет, не видели!
Как сквозь землю провалились! Я весь парк обегал, как марафонец. Да что марафонец? Королевич Елисей! И у солнца спрашивал, и у ветра: «Не видал ли где на свете ты Гагашки молодой?»
На прохожих кидался.
И что?
Кто в глаза ему смеется,
Кто лукаво отвернется…
Больше мы не увиделись. Парк 1905 года сразу как-то пожух. Попробуйте вынуть из радуги одну краску — желтую, синюю, какую угодно; мир не кувырнется, радуга по-прежнему останется висеть. Или попробуйте в новогоднюю ночь, под бой курантов, обойтись без шампанского. Все равно трезвым никто не уйдет, праздник состоится, но тем не менее… Сколько я потом в этом парке ни был, он все время оставался для меня именно радугой без одной краски, новогодней ночью без бокала шампанского…
Цыгане мои!
Как я вас люблю!
Сердце мое — разоренное без вас!
