— Аня, не говори никому, ладно? — вдруг тихо попросил Степан.— Заживет, куда ему деться… Подумаешь — палец!.. Пустяк ведь это, верно?
— Нет, Степа. Не будем лечить — не заживет. Кость ведь задета.
— А ты и лечи, только не говори никому.
— Степа, не могу я. Ведь я не медик. А вдруг заражение пойдет… Как же это случилось, Степа?
— Пистолет протереть хотел.
— Зачем? Разве я сама не могла?
— Могла, а не сделала… Смотри, он у тебя ржавчиной скоро тронется, никель кой-где уже отстает. Ухаживать надо… Зачем же ты, Аня, патрон в канале ствола держишь, а на предохранитель не поставила? Ведь ты могла похуже моего изувечить себя.
Я и сама не знала, как такое получилось, если, конечно, Степан правду сказал. Правила обращения с оружием я отлично знала, старалась делать как положено. Но моя «игрушка» так часто бывала в чужих руках, а я, глупая, еще гордилась этим!
— Ты не говори никому, ладно? — еще раз попросил Степан и огляделся. Он заметно успокоился, только в сощуренных синих глазах таились боль и настороженность.
— Никому, кроме Ольги Павловны, — решительно ответила я. — Без нее нельзя, я не справлюсь. А она худого ничего не сделает.
Степа промолчал. Я поднялась и пошла разыскивать Олю Пахомову, которая двигалась вместе со штабом отряда.
Нашего фельдшера я называю Олей лишь сейчас, когда ее нет в живых, а тогда мы все в отряде уважительно звали ее Ольгой Павловной, хотя было ей в ту пору года двадцать два или двадцать три.
Какой это был человек! Невысокая, стройная, с мягкими и светлыми как лен, слегка вьющимися волосами, с постоянной ласковой улыбкой на удивительно нежном лице, всегда подтянутая и аккуратная, она была общей любимицей отряда. И не только парни, но и мы, девушки, считали за честь выполнять ее просьбы. Именно просьбы, так как Ольга никогда не обращалась к нам в приказном тоне.
В феврале мы ходили двумя отрядами на разгром гарнизона в Шокше. Для меня это был первый боевой поход, и я больше всего боялась сделать что-либо не так, как надо. Когда завязался бой, то моей подопечной оказалась сандружинница из соседнего отряда. Она была ранена в левое плечо, лежала на снегу и просила о помощи. Я бросилась к ней, стала перевязывать, но бинт не слушался меня. Я укладываю его ряд за рядом, а он все сползает и сползает, и кровь хлещет из раны. А тут еще пули свистят, руки онемели от холода.
Девушка терпела-терпела, больно ей, бедной, и проговорила вдруг с обидой:
— Косолапая ты, что ли?..
