— А мне чё? Я виноват, чё ли? Я просился, да?
— И верно, Живяков, зря ты обижаешь парня! — поддержал его кто-то из бойцов, сидевших поблизости.
— Это что еще за пререкания! Тебя кто спрашивает! — повысил голос Живяков и вдруг притих. Потом, как это часто с ним бывало, смягчился и совсем другим тоном обратился к Чуткину:
— Разве ж я попрекаю тебя? Ну повезло тебе — и повезло! Не тебе, так другому — кому-то надо раненых назад нести… А что тебе — так, может, и хорошо. Тебе и нам хорошо — слабосильный ты оказался… Давай сюда патроны. Яковлев, бери патроны к пулемету, понесешь. А ты, Чуткин, вот что: сухарей тебе много не понадобится. Оставь себе половину, а остальное давай сюда. В Сегеже проживешь, накормят. А нам, сам знаешь, какой путь… Ну и сухари у тебя — крошево какое-то… Вот, ребята, будьте свидетелями: в общий пай я взял у Чуткина три котелка сухарей, банку консервов и две пачки концентрата. Всё кладу в отдельную наволочку и завязываю — будет наш НЗ. Ну, Чуткин, собирайся и иди, пора тебе…
Чуткин покорно всему подчинялся — вынимал, перекладывал, завязывал, а сам все больше чувствовал внутреннее несогласие и обиду, уже не смел и глаз поднять на товарищей. Словно списывали его из отряда… Словно совершил он позорный проступок… Вася в душе никого не винил, даже Живякова, который все делал так, как и должен делать заботливый командир отделения. И все равно было обидно. Сухарей не жалко. Может, Вася и сам догадался бы оставить их отделению… Стал бы доставать из мешка патроны, увидел бы сухари и сказал: «Берите, ребята, раз уж так не повезло!» Совсем другой коленкор вышел бы.
Мрачное Васино настроение не осталось незамеченным в отделении. Каждый, прощаясь с ним, счел нужным подбодрить его, и всяк по-своему: кто по-дружески, кто с завистью, а кто с издевкой — на племя, дескать, тебя оставляем, не теряйся там, в тылу, там девок много…
Уходил Вася медленно, чувствуя на спине взгляды товарищей и нарочито сдерживая шаг.
…Каково же было удивление Живякова, когда через полчаса повеселевший, словно оживший Чуткин вновь появился в отделении, снял со спины тощий вещмешок и расположился на прежнем месте.
— Давай, командир, назад сухари и патроны…
— Чуткин, что случилось? Почему ты вернулся?
— А мне чё? — улыбнулся Вася.— Комбриг приказал…
— Почему? Объясни же, черт побери!
— Слабаков там и без меня хватает…
Теперь уж и Живяков не знал — радоваться ему или огорчаться. Неужто действительно в бригаде накопилось так много «доходяг», что его Чуткин уже не в счет?
